"Гуляй, махновское поле". Вадим Черняк.

14 октября 1906 года в украинском селе Гуляйполе несколько молодых людей, намазав сажей лица, чтобы их не признали, выследили владельца красильной мастерской Исаака Брука и отняли у него 151 рубль денег и кое-какие личные вещи. Месяц спустя они ворвались в дом хозяина местного металлического заводика Марка Карнера и похитили 425 рублей и серебряный слиток.
Летом того же года было совершено разбойное нападение на контору мельницы Гельдбуха и Госселя на станции Гайчур Александровского уезда. Завязалась перестрелка с охранниками Захаровым и Быковым. Патронов не жалели, и в итоге оказавшийся поблизости крестьянин Назаренко получил огнестрельные ранения.
После этого случая налётчики затаились, почти год никаких нападений не было. Но в августе 1907 года неожиданной атаке подвергся мануфактурщик Гуревич. Он, правда, отделался легче: мальчишка, его племянник, на которого нападавшие не обратили особого внимания, так заорал, что сбежались люди. Преступники мгновенно ретировались.
Но чашу полицейского терпения переполнила попытка экспроприации почтовой кареты, совершённая 19 октября 1907 года, когда от пуль погибли почтальон Скороход и городовой Семенюк. Карете всё же удалось спастись, её унесли перепуганные суматохой и стрельбой не слушающиеся поводьев лошади.
Среди задержанных по этим делам выделялся юный житель Гуляйполя Нестор Махно, утверждавший, однако, что все эти недвусмысленно бандитские операции совершены не с низменными уголовными целями, а с исключительно благородными - политическими, что очень удивило следователей. Н. Махно и его подельников судили и приговорили к смертной казни через повешение. Однако временно командующий войсками Одесского округа К. фон дер Флит, которому надлежало утвердить приговор военного суда, дал телеграмму на имя министра внутренних дел: "Нестор Махно признан виновным участии шайке составившейся для разбоя двукратном разбое составе этой шайки остановленном независящим от Махно обстоятельствам. Преступления эти кровопролитием не сопровождались. По обстоятельствам дела предлагаю заменить ему казнь бессрочной каторгой".
В штаб Одесского округа поступила ответная телеграмма: "Смягчению участи Нестора Махно, Ефима Орлова, Наума Альтгаузена, Василия Шаблевского предложенном размере препятствий не встречаю..." Под документом стояла подпись самого Председателя Совета министров, исполнявшего также обязанности главы ведомства по внутренним делам, Петра Аркадьевича Столыпина, не раз впоследствии обвинявшегося русскими революционерами в излишней кровожадности по отношению к участникам противоправительственных действий.
Пётр Аркадьевич лично не был ни жесток, ни кровожаден. Получив высокий пост после разгона первой Государственной думы, он продолжал курировать и полицию, и жандармерию, и другие органы, связанные с охраной общественного порядка. Пытался решительно пресечь своеволие и беззаконие, колобродившие в стране, вернуть государственной власти сильно поколебленный престиж. Он работал, как проклятый, предпринимал энергичные и неординарные шаги, лично интересовался землеустройством, хуторским хозяйством, развёрсткой отрубов, тонкостями крестьянской жизни и законодательства по этому поводу. У него был немалый опыт хозяйствования в Саратовской губернии, но использование такого полезного, казалось бы, опыта на всероссийской арене приводило только к казусам. Его не одобряли ни революционеры, ни консерваторы.
Пётр Аркадьевич, по-видимому, не считал, что внедрение в народную жизнь таких понятий, как "свобода", "ответственность", "право", будет способствовать совершенствованию отношений прежде всего в крестьянской среде. Сельское население, по его мнению, находилось пока лишь на пути к постижению сути этих понятий. В то же время он с сочувствием относился к любому проявлению личной мужественности, "взрослости", независимости - особенно крестьянских парней. Должно быть, какие-то из этих качеств он разглядел и во внешне совершенно асоциальных действиях молодых гуляйпольцев и не преминул помиловать тех из них, кого позволял закон. Обстоятельства дела, которые поминает К. фон дер Флит, тоже нуждаются в некоторых пояснениях. Оказывается, по следственным материалам выходило, что на момент совершения преступлений, караемых столь сурово, Нестор Махно не достиг ещё отмеченного в законе совершеннолетия, а несовершеннолетних отсталая российская монархия (в отличие от сменившей её "более прогрессивной общественной формации") не казнила.
Дату рождения Махно, кажется, подправили гуляйпольские анархисты. Во всяком случае, такая версия бытует до сих пор среди населения Северной Таврии, где расположено Гуляйполе (ныне село Зализничее). Если это действительно так, то подчистка была произведена виртуозно, поскольку вскрылось дело только восемьдесят лет спустя - до того в статьях о Махно (в том числе и в энциклопедии) годом его рождения значился 1889-й (вместо 1888-го), как в деле, попавшем на стол К. фон дер Флиту.
Точная дата его появления на свет - 27 октября 1888 года. Родители: отец - Иван Родионович, мать - Евдокия Матвеевна. Отец работал кучером у того самого Марка Карнера, которого обобрали увлечённые гуляйпольские революционеры, мать была домохозяйкой. Настоящая фамилия их - Михненко, а Махно - просто уличная кличка. Нестор Иванович в годы революции возглавил бурную Крестьянскую войну на юге Украины, командовал партизанской Повстанческой армией своего имени, последовательно и успешно сражался с германскими войсками, с белогвардейцами, чуть позже с большевиками.
Повстанческая армия под его руководством нанесла белым чувствительное поражение под железнодорожной станцией Перегоновка. Известный бытописатель махновщины П. Аршинов считал это сражение решающим во всей Гражданской войне. Удар у махновцев действительно получился очень сильным. Они гнали противника из-под Винницы до самого Мариуполя, сметая вражеские тылы, сжигая воинские склады, нарушая всю систему тогдашнего деникинского наступления на Москву. К. Герасименко, написавший один из первых больших очерков о Махно, охарактеризовал происходящее так: "Это был небывалый, не имеющий примера в истории разгром тыла". Террор наступающих повстанцев был страшен: пленных почти не брали, офицеров расстреливали на месте, убивали помещиков и зажиточных хуторян, громили местную стражу, уничтожали мастерские, ремонтирующие военную технику белых. Пострадало множество сколько-нибудь состоятельных людей, досталось провинциальным чиновникам, представителям интеллигенции, священнослужителям, торговцам. Деникину пришлось перебросить на юг из-под Москвы значительные воинские силы, лучших своих военачальников, бронепоезда и артиллерию, но долгое время это почти не оказывало влияния на положение дел. Ценой, которую заплатили белые за отражение наступления Повстанческой армии, был провал всей кампании 1919 года.
Махно сражался и в рядах Красной Армии, был награждён орденом Красного Знамени под номером 4; в составе войск Фрунзе, сражавшихся с врангелевцами, была группа махновцев под командованием С. Каретникова - она участвовала в знаменитом форсировании Сиваша, взятии Симферополя и других тяжёлых боях. Но когда, дойдя до Евпатории, корпус повстанцев остановился на отдых в деревне Замрук, его блокировали части красных и уничтожили. Командовавший группой С. Каретников арестован, увезён в Мелитополь и расстрелян. Тем же утром красные атаковали Гуляйполе, где находился сам батька.
Думается, эти события объясняют многое в поздней махновщине, прежде всего бандитизм, уголовщину, терроризм и т.п. Во главе своих партизанских отрядов Н. Махно ещё около десяти месяцев сопротивлялся коммунистам и лишь в августе 1921 года, прижатый к Днестру, был вынужден форсировать его и сдаться румынским пограничникам.
Следующие тринадцать лет он провёл за рубежом. В Варшаве его отдали под суд за предполагаемую попытку поднять восстание среди галицийских крестьян. В Данциге обвинили в преследовании немецких колонистов во время гражданской войны. Доказать ничего не удалось, и он перебрался на жительство в Париж. Здесь Махно провёл почти десять лет, писал мемуары, ходил на собрания анархистов, переживал разлуку с родиной... У него родилась дочь Елена. Деньги на жизнь он добывал случайными заработками, одно время даже сапожным ремеслом, которое освоил с детства, он изготовлял из разноцветных верёвочек удобные лапоточки, очень нравившиеся местным модницам.
Летом 1934 года у него случилось очередное обострение туберкулёза, полученного ещё в Бутырской тюрьме. В июне он умер. Похоронили Нестора Махно на парижском кладбище Пер-Лашез рядом с коммунарами 1870-го.
Идеи Петра Столыпина впоследствии не раз использовались в коммунистическом государстве - такие, как освоение целинных и залежных земель, совершенствование и поддержка твёрдой власти. Но Нестор Махно никогда не интересовался, что за человек вытащил его из петли, какие цели он преследовал, какие взгляды отстаивал, какие чувства им руководили...

Опубликовано: газета "Алфавит" № 11 (173) от 2002-03-14