Русская мысль. 20.03.1996
Парижанин батька Махно. Виктор Савченко.

В этот год было много смертей... На Украине расстреливалась интеллигенция, а непокорное крестьянство вымирало в голодоморе. Оно помнило махновскую вольницу, силу своего сопротивления и самоорганизации. В 1934 г. были записаны эти незатейливые строки печального народного творчества:
Встал бы батько наш Махно,
Не дал коммунистам
Хлеб мужицкий забирать
И в коммуне проедать...
В тот год Махно особенно рвался на Украину, но почти не вставал с больничной койки в предместье Парижа. "Батька" последний раз боролся со смертью, которая испытывала его уже не раз. Одиннадцать покушений, на теле остались шрамы от тринадцати рубленых и огнестрельных ран, полученных в боях. Советская и "белая" пресса десятки раз объявляли его покойником, но он был чертовски живуч. Фантастическое здоровье позволяло ему по нескольку суток не слезать с коня и каждодневно участвовать в боях.
И это с одним легким! Другое - ампутировали еще до революции, в тюрьме, из-за туберкулеза.
Однако в то жаркое лето 1934 года, на чужбине, смерть поборола казака. У Махно обострился туберкулез, что очень затруднило дыхание. Раны нестерпимо болели. Особенно рана от разрывной пули, которая гноилась еще с войны. Врачи удалили два пораженных болезнью ребра, однако "батьку" это уже не спасло.
А когда-то его называли "характерником" - по средневековому преданию, казаком, заговоренным от пули и сабли, который мог улизнуть от любого противника, превратившись в волка. Да он и был волком, умел рвать жертву, всегда нападал первым.
На похороны Махно на кладбище Пер-Лашез собрался "цвет" анархистского движения со всей Европы. Умершего сравнивали с Бакуниным, обещали продолжить начатое им дело...
Махно вернулся в Париж в 1968 году, на студенческие баррикады, черным знаменем и фантасмагорией анархистского карнавала. Тогда Кон-Бендит эпатировал: "Махновское движение - модель будущего общества!"
Собственно, он и не покидал Парижа. Его прах стал частью этого вольного города, который был так не похож на большое украинское село Гуляй-Поле, где в 1888 году родился Нестор Иванович Махно, где впервые в 16 лет услышал это магическое слово - "анархия" (во всех исторических публикациях указывается неверный год рождения Махно - 1889; согласно же записи в церковной книге, это 1888 год).
Лет шесть назад вспомнили о Махно и на Украине. Уже создана организация его почитателей-анархистов, напечатано несколько книг и статей о нем. Однако вскрыть причины притягательности этой личности, секрет живучести махновского движения авторам не удалось. Для многих Махно остался "кулацким бандитом и погромщиком" (как учили), некоторые стали называть его "украинским Робин Гудом", "освободителем крестьян" или фантазером-утопистом, пролившим реки крови во имя идеи "безвластия".
Кем он был, этот самодеятельный поэт, искатель правды и террорист? Только ли малообразованным крестьянином, который запутался в тенетах различных идеологий? Скорее он был вождем низов, слабым политиком, но гениальным организатором и военачальником. Человеком, не умеющим произносить речи, но зажигающим тысячи людей.
Осенью 1919 года за ним пошло около 100 тысяч человек. Тогда же он провел уникальный эксперимент строительства анархистского общества. 100 дней под его руководством существовала Южноукраинская трудовая федерация - безвластное государство на огромных территориях степной Украины. Она строилась на принципах самоуправления и мыслилась как полигон будущего. Махно мечтал об утверждении анархистского общества на всей территории Украины и думал, что она будет примером для всего мира.
Надо было родиться "батькой", чтобы воевать за это против красных и белых, украинских гетмановцев, против Берлина, Вены, Парижа, Варшавы. Не учась военному искусству и ни дня не пробыв в армии, Махно полтора года вел борьбу один на один с миллионной Красной армией.
В августе 1921 года Махно и несколько десятков его сторонников вынуждены были уйти в Румынию на лечение и отдых. Вскоре Махно решил продолжить борьбу, планируя поднять восстание в Галиции, против властвующей над ней Польши, и, собрав большую армию из галичан, двинуться на освобождение советской Украины. У него были гигантские планы войны против Варшавы и Москвы.
Но счастье снова изменило "батьке": снова, как и в 1908-1916 гг., начался "тюремный период": 1922-1923 - польские тюрьмы, 1924-1925 - тюрьма в "вольном городе Данциге" (по обвинению в погромах немецких колонистов в 1918 году на Украине), после - побег, попытка самоубийства, берлинская тюрьма.
Наконец, осенью 1925 года Махно приехал в Париж, где уже обосновалась его жена Галина Кузменко-Махно с дочерью Оленой и несколько бывших махновцев. Махно надеялся, что Париж станет временной остановкой на пути возвращения в Гуляй-Поле. Но Париж удержал его на 9 лет, до самой его мучительной смерти.
Прибыв в Париж без копейки денег, Махно превратился из "принца степи" в нищего клошара, безработного и безъязыкого (он игнорировал французский и так и не научился говорить на нем). Он оказался в маленьком "гетто", где помимо семьи, нескольких земляков-анархистов его другом стал бывший белый офицер Я.Карабань, которого в годы войны, попадись он ему, он мог бы и расстрелять.
Хроническое отсутствие денег иногда прерывалось пожертвованиями европейских и американских анархистов. Мария Корн-Гольдемит - анархистка с 40-летним стажем, подруга П.Кропоткина, писательница и профессор Сорбонны, создала "Махновский комитет - фонд поддержки Махно" для сбора денег на пенсию болевшему "батьке" и на издание его воспоминаний. Однако, получая деньги, Махно с легкостью их проигрывал на бегах или пропивал. Алкоголь и постоянное курение на время заглушали боль от ран, но подкашивали здоровье.
В начале эмигрантской жизни в Париже Махно постоянно искал работу. Он работал то типографским рабочим, то разнорабочим, то художником-оформителем на киностудии. Вредность этих работ для здоровья, а также постоянные ссоры с хозяевами не позволяли закрепиться на одном рабочем месте. В конце концов он ограничился домашней работой - плетением домашних тапочек из соломки, что давало мизерный доход.
Семья развалилась. Горячо любимая жена, которая еще пять лет назад участвовала с ним в боях и походах, в эмиграции превратилась в абсолютно чужого человека. Она, которая повелевала жизнью и смертью многих, не могла смириться с положением швеи или уборщицы-кухарки-прачки в пансионе для детей русских эмигрантов. Она не хотела жить в маленькой комнатке в пригороде Парижа Венсене вместе с больным мужем и трехлетней дочерью. Они десятки раз расходились и сходились, ругались и дрались. Галина укоряла Нестора в неспособности прокормить семью, в пьянстве, в мании величия.
Сама воевавшая с коммунистами на Украине, в Париже Галина связалась с просоветски настроенной эмиграцией, которая была переполнена агентами НКВД, - с "Союзом украинских граждан во Франции". Она стала работать экспедитором газеты этой организации - "Украинские вести" - и посещать их собрания. Неоднократно обращалась в посольство СССР в Париже с просьбой разрешить вернуться на родину.
Ей было отказано. В 1927 году Галина окончательно развелась с мужем, который, однако, каждую неделю приходил к ней в дом, чтобы увидеть дочь.
Интерес к нему со стороны французской полиции и проклятия по его адресу со стороны эмиграции вынудили "батьку" скрываться под псевдонимами Михненко и Махненко.
В Париже Махно много занимался журналистикой, пытался играть политическую роль. Он постоянно печатал в анархистских газетах Европы и Америки свои воспоминания и теоретические статьи. Вместе со своим единомышленником и старым другом (еще по тюрьме 1910-го) Петром Аршиновым-Мариным Махно организовал в Париже группу "анархистов-коммунистов" и от имени этой группы издавал журнал "Дело труда" (Париж, 1925-1930; США, 1931-1965). Этот журнал стал рупором анархистов, мечтавших о новой революции на Украине. На его страницах снова велась борьба против всех. Обличались большевики и капиталисты, белоэмигранты и сионисты и даже "товарищи-анархисты", которые не так, как Махно, понимали цели и задачи движения (группа Волина и газета "Голос труда", журналы "Рассвет" и "Пробуждение", "анархисты-примиренцы" и "анархисты-мистики").
В то же время Махно и Аршинов призывали анархистов объединяться, но только под их началом, предложив создать "Всеобщий союз анархистов", соединив "анархистов-коммунистов", "анархистов-синдикалистов" и "анархистов-индивидуалистов". Целью этого союза должно было стать создание подпольных профсоюзов и тайных сельских ячеек на Украине, а впоследствии - анархистская революция в СССР. И хотя эту идею поддержало несколько сот эмигрантов-анархистов Европы, Южной и Северной Америки и немногочисленное подполье анархистов в СССР, эта "партия" осталась только на бумаге. Ортодоксальные анархисты отвергали всякое партийное объединение.
В 1929 году начались массовые аресты анархистов и бывших махновцев в СССР. В 1930-1932 гг. Махно пережил ряд ударов, расшатавших его психику. Сначала французская полиция закрыла как экстремистский журнал "Дело труда" и выслала его редактора П.Аршинова за пределы Франции. Опасность быть высланным или оказаться в тюрьме нависла и над Махно. В 1931 году П.Аршинов заявил о пересмотре своих позиций, о признании власти большевиков в СССР, стал "советским анархистом". Он выехал в СССР, где его ждала смерть в застенках НКВД. Умерла покровительница "батьки" Мария Корн. Круг друзей и единомышленников сужался...
Махно пытался защитить свое прошлое, единственное достояние, которое у него осталось. Он выступил против постоянных обвинений в советской и европейской прессе в организации махновцами еврейских погромов. В обращении "К евреям всех стран!", в "Открытом письме в ВКП(б)" Махно опровергал эти обвинения и раскрывал цели своего движения.
Выступал "батька" и против аналогичного обвинения Петлюры, считая суд, который начался после убийства Петлюры в 1926 году, "антиукраинским фарсом". Осуждал Махно и убийство атамана Петлюры чекистом Шварцбартом, который прикрывался своей принадлежностью к анархистам.
В 1930 году страшная трагедия обрушилась на украинское село - коллективизация и выселение крестьян в Сибирь. Насилие со стороны советского государства вызвало сопротивление, иногда вооруженное. Махно пишет воззвание к украинским крестьянам, призывая их взяться за оружие и свергнуть ненавистный строй, не допустить коллективизации. Резкое ухудшение здоровья и отсутствие денег не оставляли ему возможности пробраться на Украину. Эти же причины помешали ему принять приглашение болгарских анархистов возглавить восстание в Болгарии и аналогичное предложение со стороны испанских анархистов. Будь Махно здоров и проживи еще несколько лет, он сыграл бы не последнюю роль в гражданской войне в Испании.
В конце 20-х - начале 30-х годов Махно участвовал в кампаниях поддержки анархистов, заключенных в тюрьмы СССР, а также поддержки Сакко и Ванцетти, Малатесто. Надолго единственной отдушиной для него стало писание многотомной (планировалось 10 томов) истории махновского движения. Он считал, что опыт махновщины достоин изучения. Описывая революцию, Махно вновь переживал взлеты и падения, проблемы 15-летней давности, задавался вопросом о своей роли в судьбе украинского народа.
Махно был воплощением крестьянской стихии этого народа. Он пытался оформить эту стихию в "третью силу", дать ей организацию и цель, защитить крестьянство от грабителей и обмана. Но вспоминались и разрушения, и огромные жертвы (махновское сопротивление унесло 300-400 тысяч жизней со всех сторон). Цена за эксперимент была уплачена огромная. А результат?
Махно, пытаясь оправдать себя, писал историю своей жизни. Успел написать четыре тома, при жизни был издан один. Еще два тома после его смерти издал его бывший друг, а затем враг Волин, ставший вторым мужем Галины Махно; четвертый том затерялся.
Кронштадтские матросы, повстанцы Махно и Антонова заставили (по крайней мере временно) большевиков считаться с интересами крестьянства, ввести нэп. Мужик с обрезом оказался опаснее белых генералов. Власти вынуждены были долго усыплять его бдительность. Махновская вольница, близкая по настроению к запорожскому казачеству, породила последнего запорожца-"батьку", который унес с собой тайну перекличек веков и судеб.

Одесса".