Община № 34 август 1989 года.
А.В. Шубин. Махновское движение: трагедия 19-го.
Данный материал предоставлен Николаем Соболевым.

Махновцы вошли в качестве бригады в состав 1-й Заднепровской дивизии под командованием П. Дыбенко. Н. Махно получил оружие и патроны для крестьянского пополнения. В результате 3-я бригада 1-й Заднепровской дивизии стала расти как на дрожжах, обгоняя по численности и дивизию, и 2-ю Украинскую Армию, в составе которой 3-я бригада сражалась позднее. Если в январе в бригаде было около 400 бойцов, то в начале марта - уже 1000, в середине марта - 5000, а в апреле до 20 тысяч. Пополненная "добровольной мобилизацией" бригада развернула наступление на юг и восток. Первоначально красные командиры относились к формированиям махновцев скептически: "Подл Бердянском дело - табак, Махно льет слезы и вопит о поддержке" (ЦГАСА). Через неделю, пройдя с боями за полтора месяца свыше 100 км., махновцы ворвались в Бердянск, и западный бастион Деникина был ликвидирован. Одновременно другие махновские части отодвинули на такое же расстояние фронт на восток. Захваченный у белых эшелон с хлебом они отправили голодающим рабочим Москвы и Петрограда…
Но не только это определяло отношения между двумя "советскими властями". Введение продразверстки, безудержный рост бюрократического аппарата, поглощавшего и разбазаривающего значительную часть изъятого у крестьян хлеба, запрет партий и организаций, даже поддерживающих советскую власть, произвол ЧК не встречал понимания крестьян Приазовья.
Вот лишь несколько свидетельств того времени: "Из Симбирской, Самарской и Саратовской губернских организаций, закупавших ненормированные продукты, везут мерзлый картофель и разные овощи. В то же время станции Самаро-Златоустовской и Волго-Бугульминской железных дорого завалены хлебом в количестве свыше 10 млн. пудов, которые за отсутствием паровоза и вагонов продорганам не удается вывести в потребляющие районы и которые начинают уже портится ("Правда", 1 марта 1919 г.). "Попутно с этим рабочие указывали на недопустимое обращение представителей военно-революционного комитета как при столкновении с отдельными рабочими, так и на собраниях. Мы слышали грубые окрики: "Молчать!", "Расстреляю!", "К стенке поставлю!" (там же, 11 марта 1919 г.). "Выдаешь ежедневно в крупных городах большое количество хлеба для удовлетворения потребностей отдельных групп потребителей, и существует почти полная уверенность, что многие из этих потребителей не получают хлеба или получают в меньшем количестве или худшего качества" (5, стр. 139). "Не ищите в деле обвинительных улик; восстал ли он против Совета с оружием или на словах. Первым долгом мы должны спросить, к какому классу он принадлежит, какого он происхождения, какое у него образование и какова его профессия. Вот эти вопросы и должны разрешить судьбу обвиняемого" (Из статьи М. Лациса, одного из руководителей ЧК, в журнале с характерным названием "Красный террор". цит. по (3, кн. 1 стр. 224-225)).
Система "военного коммунизма" с ее бюрократизацией, произвольным вмешательством в жизнь трудящихся воспринималась ими как единое враждебное целое, вырастающее за спиной революционных рабочих и крестьян.
Уже в феврале 1919 г. политика РКП (б) подвергается резкой критике на Втором районном съезде Советов Гуляй-Поля. Резолюция съезда гласила: "Нами не избранные, не правительством назначенные политические и разные другие комиссары наблюдают за каждым шагом местных Советов и беспощадно расправляются с теми товарищами из крестьян и рабочих, которые выступают на защиту народной свободы против представителей центральной власти. Именующее себя рабоче-крестьянским, правительство России и Украины слепо идет на поводу у партии коммунистов-большевиков, которые в узких интересах своей партии ведут гнусную непримиримую травлю других революционных организаций.
Прикрываясь лозунгом "диктатуры пролетариата", коммунисты-большевики объявили монополию на революцию для своей партии, считая всех инакомыслящих контрреволюционерами… Мы призываем товарищей рабочих и крестьян не поручать освобождение трудящихся какой бы то ни было партии, какой бы то ни было центральной власти: освобождение трудящихся есть дело самих трудящихся".
Откровенно антибольшевистский и в принципе антипартийный характер резолюций в феврале не вызвал особых "нареканий" - союз с махновцами только завязывался, и на их "демократические шалости" смотрели сквозь пальцы. Тем более, что бригада стремительно наступала. Но в апреле, когда фронт стабилизировался, был взят курс на ликвидацию особого положения махновского района.
Скоро стало ясно, что задача эта не простая. Н. Махно принял комиссаров-коммунистов и присланного П. Дыбенко начальника штаба - левого эсера И. Озерова, но к политической власти их не допустил. Попытка П. Дыбенко расформировать часть махновских отрядов вызвала в Орехове вспышку волнений. Подчиненный Н. Махно батько Правда грозил уездным властям разгромом. Власти восприняли угрозу буквально: "Существует опасение, что бунт может охватить весь район, занятый войсками Махно, и сам Махно может быть против своей воли вовлечен в эту авантюру," - телеграфировал командующий группой А. Скачко (5, стр. 46). Вскоре, однако, стало ясно, что угрозы батько Правды не выходят за рамки митинговой риторики, а сам инцидент быстро уладился. В последствии Антонов-Овсеенко докладывал Х. Раковскому об "ореховском бунте": "История с наступлением на Александровск - как выяснилось из рассказов Дыбенко и Махно - курьезный вздор…" (1, т. 4, стр. 117).
Последующие события, тем не менее, не способствовали снижению напряженности. В конце апреля был созван Третий районный съезд Советов в Гуляй-Поле. Как и следовало ожидать, "социалистический плюрализм", царивший в "Махновии", вылился в формулировки, направленные против военно-коммунистической политики ВКП (б): "Съезд протестует против реакционных приемов большевистской власти, расстреливающей крестьян, рабочих и повстанцев.
Съезд требует проведения правильного свободного выборного начала…
Съезд требует замены существующей продовольственной политики правильной системой товарообмена…
Съезд требует полной свободы слова, печати, собраний, всем политически левым течениям, т.е. партиям и гражданам, и неприкосновенности личности работников партий, левых революционных организаций и вообще трудового народа…" (8, стр. 23-24).
Другого от махновцев ожидать было нельзя - убедительных разъяснений относительно положительных сторон политики РКП (б) они не получили. Но военно-административная машина сработала традиционно - комдив П. Дыбенко разразился телеграммой: "Всякие съезды, созванные от имени распущенного согласно моему приказу военно-революционного штаба, считаются явно контрреволюционными, и организаторы таковых будут подвергнуты самым репрессивным мерам, вплоть до объявления вне закона" (цит. по 2, стр. 98).
Съезд специально продолжил свою работу чтобы ответить комдиву. Дело в том, что делегаты не только этого командира, но и вышестоящие гражданские власти считали, что Дыбенко не имеет права вмешиваться в работу Гуляй-Польского съезда. Поэтому ответ по духу напоминал письмо казаков турецкому султану. После долгих насмешливых разъяснений относительно истории движения и его съездов делегаты пишут: "Вы, "товарищ" Дыбенко, как видно, молоды в революционном движении на Украине и вас нам приходится знакомить с самым началом революционного движения на Украине. Ну что же, мы познакомим, а вы, познакомившись, быть может исправитесь немного" (там же, стр. 99). Намекая на слабость позиции РКП (б) в Приазовье, махновцы продолжают: "… Если большевистская идея будет иметь успех, то военн0-революционный совет, с точки зрения большевиков организация явно контрреволюционная, заменится другой, "более революционной" большевистской организацией. А покамест не мешайте нам, не насилуйте нас" (там же, стр. 102).
Послание это было воспринято многими большевиками как объявление войны. Из района побежали комиссары. В зоне расположения красных они столкнулись с командующим Украинским фронтом В. Антоновым-Овсеенко.
Командир был несколько лучшего представления о Махно, чем большинство комиссаров, находившихся при махновском штабе. В. Антонов-Овсеенко решил рискнуть и повернуть в самое "логово мятежников".
Прибыв в Гуляй-Поле, командующий, к удивлению своему, был встречен почетным караулом и дружным "Ура!". После краткой инспекции он провел с Н. Махно переговоры, которые помогли урегулировать возникшие недоразумения. "Преследования политкомиссаров? Изгнание их?: Ничего подобного: Только нам надо бойцов, а не болтунов. Никто их не гнал, сами поутикали… Конечно, у нас много идейных противников ваших, так давайте спорить".
Н. Махно даже осудил наиболее резкие положения резолюции съезда, обещал препятствовать выборности комсостава, который (видимо ввиду заразительности примера) так опасались в соседних частях РККА.
Но, пойдя на эти уступки, Н. Махно выдвигает новую, принципиально важную идею, которая могла бы изменить весь ход революции: "До решительной победы над белыми должен быть установлен революционный фронт, и он (Махно - А.Ш.) стремится не допускать междоусобиц между различными элементами этого революционного фронта". Это уже не рассуждение об укреплении тактического союза (по типу "кто кого переиграет"). Перед нами идея долгосрочного сосуществования в рамках одной системы власти различных политических течений. Они опираются не на добрую волю сильного партнера, а на свои собственные силы, в том числе и военные, строят новое общество в соответствии со своими принципами и волей местного населения, решают вопросы общей значимости путем диалога, а не приказа.
Идея революционного фронта была доложена В. Антоновым-Овсеенко В. Ленину и, видимо, способствовала образованию во время григорьевского мятежа коалиционного социалистического правительства Украины. Однако, оно не отражало реального соотношения сил и носило временный характер. И все же идея оказалась весьма жизнеспособной, потому что давала решение одной из основных проблем революционного процесса - проблемы монополизма власти. Идея единого фронта революционных сил возрождается (конечно, уже независимо от Н. Махно) в виде Народного фронта 30-х годов.
Но в 1919 г. примирения не получилось. Посетивший 4-5 мая махновский район уполномоченный СТС Л. Каменев, несмотря внешне лояльное поведение, требовал ликвидировать политические органы движения и, прежде всего ВРС. Стало ясно, что идея единого революционного фронта не прижилась. Новый повод для нарастания взаимного недоверия подал атаман Григорьев, поднявший 6 мая мятеж на Правобережной Украине. Телеграмма Л. Каменева Н. Махно по этому поводу была выдержана в явно недоверчивом тоне: "Изменник Григорьев предал фронт. Не исполнив боевого приказа, он повернул оружие. Подошел решительный момент - или вы пойдете с рабочими и крестьянами всей России, или откроете фронт врагам. Колебаниям нет места. Немедленно сообщите расположение ваших войск и выпустите воззвание против Григорьева, сообщив мне копию в Харьков. Неполучение ответа буду считать объявлением войны. Верь в честь революционеров - Вашу, Аршинова, Веретельникова и др. Каменев № 277" (2, стр. 107).
Попытка Л. Каменева, воспользовавшись экстремальной ситуацией, заставить Н. Махно беспрекословно доверится центральным властям успехом не увенчалась - в ответ "батько" послал довольно двусмысленную телеграмму: "Честь и достоинство революционера заставляют нас оставаться верными революции и народу, и распри Григорьева с большевиками из-за власти не могут заставить нас оставить фронт" (там же, стр. 109).
Одновременно с этим Н. Махно направляет в район мятежа своих эмиссаров для выяснения положения. Это было воспринято как попытка наладить союз с Григорьевым. "Лазутчики" были арестованы, что затянуло окончательное определение махновцами своего отношения к Григорьеву до конца мая. В своем воззвании "Кто такой Григорьев" Н. Махно анализирует "Универсал" мятежников: "Братья! Разве вы не слышите в этих словах мрачного призыва к еврейскому погрому?! Разве вы не чувствуете стремления атамана Григорьева порвать живую братскую связь революции Украины с революцией Россией? …Мы уверенны, что здоровое чутье революционера подскажет им (пошедшим за Григорьевым бойцам - А.Ш.), что Григорьев обманул их, и они уйдут от него вновь под знамена революции" (2, стр. 113).
Однако, Н. Махно не был бы самим собой, если бы снова не занял "третью" позицию: "Мы должны сказать, что причины, создавшие все движение Григорьева, заключаются не в самом Григорьеве… Всякое сопротивление, протест и даже самостоятельное начинание душились чрезвычайными комиссиями… Это создало в массах озлобление, протест и враждебное настроение к существующему порядку. Этим воспользовался Григорьев в своей авантюре… требуем к ответу коммунистическую партию за Григорьевское движение" (2, стр. 114).
Резкие выпады против власти РКП (б) были связаны уже не только с Григорьевым, но и с конфликтами, нарастающими вокруг махновского района.
Боевые действия в апреле-мае шли с переменным успехом. Были и неудачи - оставление Мариуполя, Волновахи; были и успехи - окружение и пленение белых в Мариуполе, взятие Еленовки. Бригада взаимодействовала с красными частями, однако боеспособность соседей была не высока, что вызывало у махновцев скептическое отношение ко всех централистски организованной Красной Армии. Но основной конфликт разворачивался по поводу снабжения. Пополнять боезапас за счет противника как раньше, было уже не так-то просто, а РККА, вопреки соглашению, поставляла все меньше и меньше патронов. Тяжелые бои, ничтожность подкреплений и перебои в снабжении все более выматывали бригаду. Вот что телеграфировал командующий 2-й Украинской армией А. Скачко: "Противопоставить противнику нечего, ибо 3-я бригада Махно, находясь беспрерывно более трех месяцев в боях, получая только жалкие крохи обмундирования и имея в придачу таких ненадежных соседей, как 9-я дивизия, совершенно истощилась, и можно считать 3-ю бригаду временно совершенно вышедшей из строя" (ЦГАСА, 199-3-144-12-19). В эти апрельские дни казалось, что махновская бригада разбита. Кончались патроны к полученным еще в феврале итальянским винтовкам. Бойцы были измотаны, но бригада, подобно Антею, была связана со своей землей. Местные жители пополняли ряды бойцов и со свежими силами бросались в бой. 20 апреля бригада перешла в наступление.
Давая общую оценку боеспособности махновских частей, В. Антонов-Овсеенко писал: "Прежде всего факты свидетельствуют, что утверждение о слабости самого заразного места - района Гуляй-Поля и Бердянска - неверны. Наоборот, именно этот угол оказался наиболее жизненным из всего Южного фронта (сводки за апрель-май). И не потому, конечно, что здесь мы были лучше в военном отношении сорганизованы и обучены, а потому, что войска здесь защищали непосредственно свои очаги" (1, т. 4, стр. 331).
Но проблема с боеприпасами решена не была. В середине мая штаб Махно сообщал: "Отсутствие налаженной и срочной доставки патронов заставило оставить многие позиции и приостановить наступление. Кроме того, части совершенно не имеют патронов и, продвинувшись вперед, находятся в угрожающем положении в случае серьезных контрнаступлений противника. Мы свой долг исполнили, но высшие органы задерживают питание армии патронами" (1, т. 4, стр. 302). Оставление махновцев фактически безоружными имело под собой множество "объективных" причин. Административно-бюрократический централизм военно-коммунистической системы совершенно закупоривал каналы снабжения: "В отношении продовольственного снабжения царила страшная неразберих, ведомственная сутолока и межведомственная война", - вспоминал командующий Украинским фронтом (там же, стр. 145). Начальник снабжения фронта докладывал: "До настоящего времени органы снабжения Украины и России войскам фронта почти ни чего не давали… так как начснабдивам приходится пройти через инстанции, пока они доберутся до комиссий, и раз комиссии не подчинены начснабдивам, то и обращение их к комиссиям остаются воплем в пустыне" (там же, стр. 144).
Естественно, что если даже красноармейские части снабжались плохо, то до строптивых махновцев вообще мало что доходило. Но были и особые, военно-политические обстоятельства, свет на которые проливает Реввоенсовет 2-й Украинской армии: "Еще при образовании бригады Махно командармом-2 были даны ей итальянские винтовки с тем расчетом, что в случае надобности имелась возможность оставить их без патронов" (там же, стр. 306). К концу мая такая "необходимость" возникла. История первого союза махновского движения и центральной советской власти близилась к развязке.
Поводом к резкому обострению отношений стало развертывание 3-й бригады в дивизию. Парадоксальная ситуация, когда бригада составляла большую часть армии, мешала и соответствующему снабжению, и взаимодействию командования с огромной "бригадой", и управлению ее частями, 16 мая военный совет бригады объявил о преобразовании в 1-ю Повстанческую дивизию. Командование армии практически признало этот факт. Однако, 26 мая в РВС армии пришла рассерженная телеграмма командующего Южным фронтом Гиттиса: "Утверждение сверху самочинно создавшейся дивизии Реввоенсовет признает шагом назад в намеченной линии поведения и потому считает невозможным" (ЦГАСА). Развивая это указание Гиттиса, РВС Южного фронта телеграфировал: "Произвести радикальный перелом в строении и поведении войск Махно, истребовав для этого у Козлова (председатель РВС 2-й Украинской армии - А.Ш.) необходимое число политработников и командирского состава. Если в 2-х недельный срок окажется невозможным произвести этот перелом, то РВС 2-й армии должен войти с рапортом об открытом сопротивлении Махно. Развертывать непокорную, недисциплинированную бригаду в дивизию под тем же командованием есть либо предательство, либо сумасшествие. Во всяком случае, подготовка новой григорьевщины" (1, т. 4, стр. 305).
Узнав о намереньях командования, штаб махновской дивизии постановил: "1) настоятельно предложить тов. Махно остаться при своих обязанностях и полномочиях, которые тов. Махно пытался было сложить с себя"; 2) все силы махновцев "преобразовать в самостоятельную повстанческую армию, поручив руководство этой армией тов. Махно. Армия является в оперативном отношении подчиненной Южному фронту, поскольку оперативные приказы последнего будут исходить из живых потребностей революционного фронта" (там же, стр. 307).
В ответ на этот шаг РВС Южного фронта принял решение об аресте Н. Махно. Об этом было объявлено, когда сам Южный фронт начал разваливаться. Чтобы понять ситуацию в войсках, противостоящих Деникину, обратимся к состоянию соседней с махновцами 13-й армии. Вот что докладывал командир одного из ее полков: "Довожу до сведения, красноармейцы категорически заявляют, что мы дольше действовать не можем, потому что мы во-первых голодные, во-вторых босые, раздетые, нас насекомые заели, потому что мы с первого восстания нашей организации до сих пор не получили ничего.
Просим вас принять самые энергичные меры, если не будет смены, то мы самовольно бросаем указанные нам позиции и следуем в тыл" (4, т. 2, стр. 153).
Угрозами дело не заканчивалось: "Дезорганизованные части дезертировали с фронта, шайками бродили в прифронтовой полосе, грабя и убивая друг друга, устраивая охоты и облавы на комсостав и комиссаров" (там же, стр. 238).
24 мая белые прорвали линию обороны в центре Южного фронта (на участке 9-й армии) и устремились на встречу казацкому восстанию с центром в ст. Вешинской. Тыл красных, разъедаемый восстаниями, дезертирами, холодной враждебностью уставших от продразверстки крестьян, не выдержал. Голодные, босые, плохо вооруженные части начали откатываться с позиций.
Один из первых ударов был нанесен по стыку махновцев и 13-й Красной армии. 19 мая, в разгар конфликтов между союзниками, кавалерия Шкуро прорвала фронт. Соседняя 9-я дивизия РККА оказать сопротивление не смогла. Махновцы противопоставили конной массе белых атаку со штыками на перевес - патронов не было. Легко отбив наскок этих "копьеносцев". Шкуро предпочел выйти во фланг 13-й армии, которая стала постепенно разваливаться.
Прекращение распрей еще могло спасти положение хотя бы на этом участке фронта. Однако, командование недооценило серьезности положения, посчитав, что наступил благоприятных момент для ликвидации махновщины, а наступление белых - инцидент, с которым легко удастся справиться.
2 июня прибывший на Украину Предреввоенсовета Л. Троцкий дал "научный" анализ махновщины: "Поскобли махновца - найдешь григорьевца. А чаще всего скоблить-то не нужно: оголтелый, лающий на коммунистов кулак и мелкий спекулянт откровенно торчит наружу" (цит. по (5, стр. 771)). Из "классового анализа" следует вывод: "Во имя победы с анархо-кулацким развратом пора кончать, и кончать твердо" (цит. по (8, стр. 25)). Сказано - сделано. 3 июня Л. Троцкий издает приказ о ликвидации махновщины:
"1. Первейшей задачей 2-й Украинской армии является разрушение военной организации махновцев, причем эта задача должна быть решена не позднее 15 июня.
2. С этой целью при содействии Реввоенсовета 2-й Украинской армии открывается немедленно широкая агитация против махновщины с целью подготовить общественное мнения армии и рабочих масс к полной ликвидации "армии" Махно" (ЦГАСА).
Выполнение этой задачи возлагалось на нового командующего 2-й Украинской армией (переименованной в 14-ю армию) К. Ворошилова. Вот его мнение: "Момент ликвидации этого гнойника самый удобный. Наша беда - отсутствие регулярных частей, которыми нужно занять махновский фронт и ликвидировать остатки банд. Полное отсутствие снаряжения, вооружения и даже продовольствия в 14-й армии лишает возможности сколачивать на месте из рабочих надежные батальоны. Состояние фронта требует экстренных мер. Нужно хоть одну регулярную дивизию для очищения всего Донбасса" (ЦГАСА). Одну дивизию для очищения Донбасса! В этот момент десятки отборных белых дивизий выбивали целые армии из последних донецких городов. Особо благоприятствовал выполнению плана Л. Троцкого и К. Ворошилова новый натиск белых на махновские позиции. Разгромив 13, 8, 9, 10 и 18-ю армии, белые обратились к "Повстанческой армии им. тов. Махно". "Махно еще держался, когда бежала соседняя 9-я дивизия, а затем и вся 13-я армия" (1, т. 4 стр. 331). В условиях, когда все силы махновце были брошены на фронт, сопротивляться натиску красных частей с тыла было невозможно. Н. Махно заявил об уходе в отставку, призвав своих бойцов сражаться под началом красного командования. Некоторое время с небольшим отрядом он еще сражался бок о бок с красными частями, но, узнав 15 июня о приказе арестовать его, укрылся в лесах.
Войска некоторое время находились под командой начальника штаба Озерова, но, узнав о компании против махновского движения, и он обратился с прошение об отставке: "Я беспрерывно нахожусь в повстанческих войсках, здоровье мое совершенно расшаталось, передайте т. Ворошилову, чтобы он прислал мне заместителя и меня, как инвалида, получившего 53 раны, уволил бы в отставку для лечения. Ибо при создавшемся положении, когда выбиваешься из сил для того, чтобы сделать полезное дело, рискуя ежеминутно быть объявленным вне закона, что слишком скверно отзывается на здоровье, и без того расстроенном…" (ЦГАСА).
Но К. Ворошилов уже тогда не любил упускать "врагов народа". В ночь на 16 июня несколько видных деятелей движения, в том числе и Озеров, были арестованы и вскоре расстреляны. Этот расстрел окончательно сделал Нестора Махно непримиримым врагом партии большевиков. Но арестовать его уже было нельзя.
Конечно, Махно ушел, чтобы вернуться. Во главе его частей оставались махновские командиры - попытка снять их была чревата восстанием. Сам Махно обещал вернутся и отомстить. На этом заканчивается переломная страница истории махновского движения.
Осенью 1919 года под руководством Н. Махно началось восстание в тылу Добровольческой армии Деникина. В короткий срок под контролем повстанцев оказалась обширная территория с центром в Екатеринославе, который им удалось удержать около месяца, несмотря на атаки отборных частей белых.
Впервые махновцы получили возможность строить новое общество самостоятельно. Результаты оказались печальные. Отрезанные от сырья и потребителей заводы продолжали стоять, а рабочие требовали помощи. Только часть заводов легкой промышленности и железнодорожный транспорт сумели осуществить самофинансирование в условиях общего развала экономики. Среди остальной массы пролетариата зрело недовольство.
Неудачной оказалась и попытка обойтись без государства, не дав ему никакой замены. Необходимость в арбитре власти привела к тому, что функции государственных чиновников перешли к махновским военным комендантам, превратившимся в местных деспотов.
Занятый военными задачами Н. Махно мало обращал внимания на эти проблемы, да и не хотел ими заниматься, считая себя прежде всего военным, а не политическим руководителем. За спиной сражающейся повстанческой армии снова начинают формироваться бюрократические механизмы, работает "контрразведка", которую современники не без основания сравнивают с Чрезвычайной Комиссией. И хотя материальное положение большинства населения было не хуже, чем "при большевиках", авторитет сторонников безвластия заметно падает. Неизвестно, чем это могло кончиться, но в декабре 1919 г. армию Н. Махно "разгромила" пришедшая на Украину эпидемия тифа, а в январе махновский район был занят частями РККА.
Итак, попытка ликвидировать государственность одним ударом кончилась провалом, который, казалось, должен был безнадежно скомпрометировать саму идею. Но нет, и эта страница истории движения не стала последней - крестьяне продолжают идти за повстанцами. Печальный опыт предыдущих месяцев заставил вернуться к выводу - последовательной демократии и тем более безвластия нельзя добиться в одиночку и сразу.
Осознание этой истины определяет путь махновцев от кровавой партизанской войны в тылу РККА к союзу с ней против Врангеля осенью 1920 г. Новый союз, опирающийся на силу, а не на доверие, принес махновскому району кратковременный мир и куда более успешное, чем раньше, социальное, экономическое и политическое строительство. Открывалась возможность участия анархистов в выборах на съезд Советов Украины, интеграция движения в общую систему советской власти на основе реальной автономии. Но эта политика "национально примирения", как назвали бы мы ее сейчас, была в принципе не совместима с "военным коммунизмом", несла ему смертельную угрозу самим фактом своего существования. Поэтому после разгрома совместными усилиями Врангеля махновский район был атакован РККА. Но трем армиям, развернутым против Махно, не удалось справиться с этой многотысячной "бандой".
Начинается жестокая, иногда до бессмысленности жестокая, борьба против продразверстки, комбедов, ограничений торговли, монополии одной партии на власть. Когда восстание с этими "минималистскими" требованиями охватили всю страну, ВКП (б) пришла к выводу о необходимости удовлетворить их все, кроме последнего.
Сейчас трудно судить о том, чем могло обернуться промедление с введением новой экономической политики. Разраставшиеся зоны восстаний приближались друг к другу, ощущали свою общность. Вполне вероятно, что на повестку дня вновь могла встать идея "революционного фронта" социалистических сил, направленного против монополии на власть. Могла ли коалиция с участием махновцев, антоновцев, кронштадцев, а возможно и коммунистов вывести страну из кризиса и предотвратить катастрофу 30-х годов? Ответ на этот вопрос можно будет дать уже скоро, когда проявятся первые результаты политики "национального примирения" в Никарагуа, Афганистане и Кампучии.
Нэп предрешил конец махновского движения. Если в мае-июне 1921 г. восстание еще полыхало по всему Левобережью Украины, и "батько" собирался штурмовать Харьков, то в июле крестьяне начали расходиться по домам. Напрасно Махно убеждал их, что, сохранив монополию на власть, ВКП (б) вернет со временем и "военно-коммунистические" методы обращения с крестьянами.
Оставалось только одно - прорываться за границу. С отрядом в 50 человек Н. Махно обошел окружение его дивизий, прорвался через всю Украину и в конце августа 1921 г. ушел за "кордон", в Румынию.
Крестьяне наслаждались экономической свободой нэпа. В Коммунистической партии продолжался поиск путей строительства нового общества. Ждала своего часа закаленная в огне гражданской войны бюрократическая когорта.
До коллективизации оставалось восемь лет…

Литература:
1. Антонов-Овсеенко В.А., Записки о Гражданской войне.
2. Аршинов П.А., История махновского движения, Берлин, 1923.
3. Голенков Д., Крушение антисоветского подполья в СССР.
4. Какурин М., Как сражалась революция, М., 1926.
5. Кубанин М., Махновщина, М.-Л., 1927.
6. Махно Н.И., Под ударами контрреволюции, Париж, 1936.
7. Октябрьская революция, I пятилетие, Харьков, 1922.
8. Яковлев Я., Русский анархизм в Великой русской революции, 1921.