"Один день Нестора Ивановича". Нестор Махно.
"Воспоминания" М., "Республика", 1992.
Умышленно я выехал на съезд днем раньше. С вокзала еду прямо в киоск федерации.
Застаю в нем секретаря - Молчанского. Одессит, старый товарищ. Знаем друг
друга еще с каторги. Радость, обнимаемся, целуемся.
Я тотчас же обрушился на него: что они делают по городам? Почему не разъезжают
с целью организации по всей губернии?
Товарищ Молчанский со свойственной ему манерой волнуется, разводит руками,
говорит: "Брат, сил нет. Мы слабы. Мы только-только сгруппировались
здесь и еле обслуживаем рабочих на здешних заводах и солдат по казармам.
Мы надеемся, что со временем наши силы разовьются, и тогда мы теснее свяжемся
с вами в деревне и начнем работу более энергичную по деревням"...
Долго мы после этого сидели молча и глядели друг на друга, погрузившись
каждый в себя и в будущее нашего движения в революции... А затем Молчанский
начал успокаивать меня, уверяя, что в недалеком будущем в Екатеринослав
приедут Рогдаев, Рощин, Аршинов и ряд других товарищей, нам не известных,
Наша работа будет переброшена в деревню. Затем он повел меня в клуб федерации,
который раньше назывался Английским клубом.
Там я застал много товарищей. Одни спорили о революции, другие читали, третьи
ели. Словом, застал "анархическое" общество, которое по традиции
не признавало никакой власти и порядка в своем помещении, неучитывало никаких
моментов для революционной пропаганды среди широких трудовых масс, так остро
в этой пропаганде нуждавшихся.
Тогда я спросил себя: для чего они отняли у буржуазии такое роскошное по
обстановке и большое здание? Для чего оно им, когда здесь, среди этой кричащей
толпы, нет никакого порядка даже в криках, которыми они разрешают ряд важнейших
проблем революции, когда зал не подметен, во многих местах стулья опрокинуты,
на большом столе, покрытом роскошным бархатом, валяются куски хлеба, головки
селедок, обглоданные кости?
Я смотрел на все это и болел душой. В это время в залу вошел Ив. Тарасюк
(он же Кабась), заместитель секретаря Молчанского. Он с болью и возмущением
сперва тихо, а затем чуть не во весь голос закричал: "Кто ел на столе,
уберите!"... Сам начал подымать опрокинутые стулья...
Быстро все со стола было убрано, и взялись подметать залу.
Из клуба я возвратился опять в киоск федерации, подобрал ряд брошюр себе
для Гуляйполя и хотел было уходить в бюро по созыву съезда для получения
бесплатного номера на время работы съезда, как в киоск зашла молодая барышня,
оказавшаяся товарищем. Она просила товарищей пойти с нею в зимний городской
театр и поддержать ее в выступлении перед рабочей аудиторией против увлекающего
рабочих социал-демократа "Нила". Но присутствующие товарищи ей
сказали, что они заняты. Она ни слова больше никому не сказала, повернулась
и ушла.
Товарищ Молчанский спросил меня: "Ты с нею знаком? Это - славный и
энергичный товарищ". Я в ту же минуту бросил киоск и нагнал ее. Предложил
ей идти вместе на митинг, но она мне ответила: "Если не будете выступать,
то вы мне не нужны там". Я обещал ей, что выступлю.
Тогда она взяла меня за руку и мы ускорили шаги по дороге в Зимний театр.
Этот юный и милейший товарищ рассказала мне по дороге, что она всего три
года как сделалась анархисткой. Это ей трудно далось. Она около двух лет
читала Кропоткина и Бакунина. Теперь почувствовала, что прочитанные ею труды
помогли сложиться ее убеждениям. Она их полюбила и во имя их работает. До
июля она выступала перед рабочими, но боялась выступить против врагов анархизма
- социал-демократов. В июле на одном из митингов в сквере она выступала
против социал-демократа "Нила". Он ее хорошо отстегал. "Теперь
я, - говорила она, - собралась с силами попробовать вторично выступить против
этого "Нила". Это - агитаторская звезда в центре социал-демократов".
На митинге я выступил против знаменитого "Нила" под псевдонимом
"Скромный" (мой псевдоним с каторги). Говорил скверно, хотя по
уверению товарища "это было очень удачно, только что волновался".
Мой же товарищ, юный и энергичный, завоевала весь зал своим нежным, но сильным
ораторским голосом: аудитория была восхищена этим голосом, и мертвая тишина,
когда слушали то, что она говорила, сменялась бурными рукоплесканиями и
громовыми криками: "Правильно, правильно, товарищ!"
Товарищ говорила недолго, 43 минуты, но настолько возбудила массу слушателей
против положений, высказанных "Нилом", что когда последний вышел
оппонировать всем против него выступавшим, зал закричал: "Неверно!
Не забивайте нам головы неправдой. Правильно нам говорили анархисты. Вы
говорите неправду...".
"Вуглускр", №1, ноябрь 1993 г.
|