"Командир Гуляй-Поля"
А. Антонов-Овсеенко, "Труд" N 87.
Кем был батька Махно - анархистом, честным революционером или бандитом?
В свое время Владимир Короленко заметил: "Вообще это фигура
колоритная и до известной степени замечательная. Ни одна из воюющих
сторон без него не обходилась. ...Советская власть объявила его
вне закона. Но он над этим смеется, и смех этот напоминает истинно
мефистофельскую гримасу на лице вашей революции". В годы гражданской
войны бригада Махно одно время входила в состав Украинского фронта,
которым командовал Владимир Антонов-Овсеенко. Он не раз вступался
за Махно, ездил в Гуляйполе, о чем свидетельствуют записки отца.
Впрочем, все по порядку.
Весной 1919 года на Украине сложилась обстановка - драматичнее не
придумать. Командующий Украинским фронтом получил от Ленина директиву
организовать прорыв через Буковину для спасения венгерской революции.
Но в тот момент требовалась экстренная помощь Донбассу. Все боеспособные
части Украинского фронта были задействованы для наступления на Ростов.
Бригада Махно тоже была передана Южному фронту, хотя Антонов-Овсеенко
был против передачи.
7 мая Ленин телеграфировал уполномоченному Совета обороны на Южном
фронте: "С войсками Махно временно, пока не взят Ростов, надо
быть дипломатичным, послав туда Антонова лично и возложив на Антонова
личную ответственность за войска Махно".
Между тем Южный фронт никак не мог наладить контакты с Махно. Снабжалась
бригада кое-как, существовала в основном за счет "подножного
корма" - случалось, махновцы прибегали к захвату "чужих
продгрузов". Известно, Махно и комдиву Дыбенко приписывали
захват вагонов с пшеницей и мукой. Скандал, разрастаясь, докатился
до Москвы. Назначили следствие. "Дыбенко вышел совершенно чист,
- вспоминает Антонов-Овсеенко. - Вина Махно оказалсь не столь значительной:
им было задержано незначительное количество грузов, причем ввиду
совершенно исключительной обстановки".
Однажды на стол командующего Украинским фронтом легла телеграмма:
"Мелкие местные чрезвычайки ведут усиленную кампанию против
махновцев, и в то время, когда те проливают кровь на фронте, в тылу
их ловят и преследуют за одну только принадлежность к махновским
войскам. Глупыми, бестактными выходками мелкие чрезвычайкомы определенно
провоцируют махновские войска и население на бунт против Советской
власти". Но обвинять самого Махно в поддержке погромных или
антисоветских настроений оснований не было. Вот, например, строки
одного из воззваний, подписанных Махно:
"В ряды идейных борцов стали вкрадываться отрицательные, преступные
элементы, для которых великая, тяжелая, революционная борьба сделалась
громоотводом на пути к издевательствам, насилию и личной наживе,
с одной стороны, и сознательной, явной услуги контрреволюции - с
другой.
...Все лица, сеющие национальную травлю, точно так же, как и те
бандиты, которые вырезают мирных еврейских обывателей, являются
явными врагами трудящихся и революции. Они должны быть сметены с
лица земли самым беспощадным образом".
Новые сообщения о якобы самоуправных действиях Гуляйпольского Совета
заставили командующего Украинским фронтом посетить бригаду Махно
лично. Антонов-Овсеенко известил батьку о своем приезде. От Махно
поступил ответ:
"На вашу телеграмму N 775 сообщаю, что знаю вас как честного,
независимого революционера. Я уполномочен от имени повстанческо-революционных
войск 3-й Заднепровской бригады и всех революционных организаций
Гуляйпольского района, гордо держащих знамя восстания, просить вас
приехать к нам, чтобы посмотреть на наш маленький свободно-революционный
Гуляйполе - "Петроград", прибыв на станцию Гуляйполе,
где будем ждать с лошадьми".
Что было дальше, рассказывает сам командующий.
"Под звуки оркестра, игравшего "Интернационал", перед
строем загорелых партизан, навстречу вышел малорослый, моложавый,
темноглазый, в папахе набекрень человек. Остановился в паре шагов,
отдал честь: "Комбриг батько Махно. На фронте держимся успешно.
Идет бой за Мариуполь". Рукопожатие. Махно представляет членов
Гуляйпольского исполкома и штаба. Обходим фронт. Основные части
- в бою. Одеты кто во что, вооружение случайное, а вид бодрый и
боевой.
Затем - беседа в штабе. Нестер Махно говорит о "несправедливых"
обвинениях по адресу "повстанцев Екатеринославья", обещает
новые победы, "если будет поддержка оружием и обмундированием".
Командующий напоминает о жалобах на самоуправство. Махно и его штабные
горячо возражают, хотя признают, что возможны отдельные выходки,
но повстанцы уважают красную звезду: погромы караются смертью.
"Среди разговоров переходим на половину Махно, - вспоминает
Антонов. - Простая, но обильная еда, какая-то красная наливка. Махно
заявляет, что не любит пить и пьянство преследует. Исполкомщики
хвалятся большой работой: по их словам, Гуляйполе имеет три средние
школы, "образцово поставленные". Развиты детские сады,
"деткоммуны", организованы 10 госпиталей. В них свыше
1000 раненых. Но нет ни одного опытного врача. Мы посетили несколько
госпиталей. Просторные горницы какого-то барского особняка заполнены
однообразными койками. Чисто и опрятно..."
Командующий беседует с Махно с глазу на глаз. Разговор идет о планах
помощи советской Венгрии, о "прорыве в Европу", об опасностях
наступления Деникина, а также о том, что надо оберегать наши части
от политиканствующих проходимцев, не обострять из-за мелких недоразумений
и недочетов отношений с местными властями, принять общую систему
Советской власти.
Махно поддакивает, решительно опровергает слухи об антисоветских
замыслах своего штаба.
- Пока я руковожу повстанцами, - говорит Махно, - антисоветских
действий не будет.
Резюмируя впечатления от Гуляйполя, Антонов-Овсеенко телеграфирует
"наверх":
"Пробыл у Махно весь день. Махно, его бригада и весь район
большая военная сила. Никакого заговора нет. Сам Махно не допустил
бы. Карательные меры - безумие. Надо немедленно прекратить начавшуюся
газетную травлю махновцев".
Дело в том, что 25 апреля в "Известиях Харьковского Совета"
была помещена погромная статья "Долой махновщину!" Этот
клич будет звучать долгие годы - даже после смерти Махно.
Антонов счел необходимым вступиться за боевую честь бригады, направив
в редакцию местных "Известий" и в Совнарком письмо. В
нем, в частности, говорилось:
"...Отдельные темные личности, прикрывающиеся именем Махно,
не могут заслонить героического облика революционных полков и их
вождя, неукротимо ведущих борьбу с проклятым врагом. В это ответственное
время Красная Армия вправе требовать от рабочей печати побольше
вдумчивости, тактичности и осторожности в суждениях о воинских частях".
Антонов, в частности, считал, что "вблизи Махно вертятся (больше
в тылу) несколько прохвостов, творящих временами некоторые пакости.
Благодаря усиливающемуся дисциплинированию частей Махно из них дезертируют
бандитские элементы, пакостничающие в тылу, а наши политработники
в частях Махно слабы, трусливы и не могут противостоять указанным
вредным эелементам".
Но клеветническая кампания против "махновщины" не утихала.
Масла в огонь подлил отказ Троцкого санкционировать преобразование
бригады Махно в дивизию. Кончилось тем, что 29 мая 1919 года Махно
отказался служить Советской власти. 8 июня он был объявлен вне закона.
Однако оккупация Украины войсками Деникина вынудила повстанцев Гуляйполя
вновь выступить на стороне "красных". В конце сентября
армия Махно численностью в 35 тысяч бойцов совершила дерзкий рейд
по тылам деникинцев. Известно также героическое участие Махно в
штурме Перекопа.
После освобождения Крыма Махно вновь отказался от подчинения советскому
командованию. Михаил Фрунзе действовал решительно: к 1 декабря 1920
года был уничтожен крымский отряд Махно, затем последовал удар по
его сторонникам в районе Гуляйполе Синельников. Была объявлена амнистия
"всем добровольно сдавшимся бандитам". Но Махно эту "милость"
не принял. Весной и летом его мобильный отряд совершал дерзкие рейды
по всей Украине и югу России. "Махновщина" выродилась
в бандитизм, спровоцированный в конечном счете властями.
Финал печален. Остатки отряда, около 50 сабель, прорвав кольцо окружения
близ Ямполя, 26 августа 1921 года бежали в Румынию. В последних
боях Махно был шесть раз ранен, седьмая пуля настигла его при переправе
через Днестр.
...Он умер в 1934 году в эмиграции. Тринадцать тяжких лет на чужбине
в нужде и болезнях. Искалеченный на каторге, израненный на войне,
где полегли почти все его боевые соратники.
Печальная участь выпала на долю жены и дочери Махно. Когда Францию
оккупировали гитлеровские войска, Галина Андреевна при регистрации
в гестапо была задержена как жена известного анархиста. Из Парижа
ее отправили в Германию, в концлагерь. После войны Галину Андреевну
и Елену - ее дочь - вывезли на родину. Кара была обычной: матери
- 8 лет лагерей, дочери - 5 лет ссылки.
|