Новости
Махновцы
Статьи
Книги и публикации
Фотоальбом
Видео
всё прочее...
Общение
Ссылки
Поиск
Контакты
О нас


Рассылка:


Избранная
или
Стартовая











"Гуляйполе", Поэма
Инна Кабыш

— Какая горечь эта ваша горилка? —
сморщился Виктор Белаш,
и Лева Задов с Алешей Чубенко как по команде
закричали:
— Горько! Горько!
И жених и невеста на секунду замешкались,
а потом со смехом поцеловались,
и сын невесты,
пятилетний мальчик,
завопил:
— Ура! Ура!
Пойдем мы на врага
За матушку Галину,
За батька Махна!

И все засмеялись, а Махно спросил:
— Кто это тебя научил?
И мальчик не задумываясь ответил:
— Все!
И Лева Задов подхватил,
что сумел ты стать батькой для всех,
сумей и для одного,
а может, и не одного, —
подмигнул он невесте
и, налив по второй,
закончил:
— За батьку — в прямом смысле этого слова!
И Махно подхватил мальчика на руки
и пошел плясать гопака,
и Звезда героя на его груди сияла,
а невеста улыбалась...
И Махно вприсядку подскочил к столу
и взял кружку —
Виктор Белаш тут же налил по третьей,
и батько, отдышавшись, объявил,
что я тоже хочу сказать стихи:

За плечами Бутырська тюрма,
поперед — Земля и воля,
на свiтi щастя нема,
но э Гуляйполе.

И все захлопали,
а «матушка» Галина лукаво заметила,
что Махно мне муж,
но это где-то было.
И тут вбежал штабной работник и доложил:
— Командующий фронтом!
И в комнату быстрыми шагами вошел Антонов-Овсеенко
и, оглядев присутствующих с кружками в руках,
строго спросил:
— А что это вы здесь делаете?
— На свадьбе моей гуляем, —
спокойно ответил Махно
и протянул главнокомандующему кружку.
Но тот заявил,
что мне нужно кое в чем разобраться
на трезвую голову и —
в свою очередь —
протянул Махно газету.
— А-а… — протянул Махно,
мельком глянув на заголовок, —
«Поскобли махновца — найдешь григорьевца»,
сочинение Льва Троцкого.
Знаем — читали.
— И что скажете?
— Что товарищ Троцкий — он большой писатель.
— И всё?
— Нет, — ответил Махно, —
Я предлагаю другое название:
«Вскрой Махно — найдешь Бутырки»,
потому что, судите сами,
могу ли я, потерявший одно легкое в царской тюрьме,
быть заодно с атаманом Григорьевым,
желающим восстановления царского режима, —
и заключил:
— Нельзя быть с одним легким и с атаманом Григорьевым.
Одно из двух.
И Махно подошел к столу
и, вытащив из ящика рентгеновский снимок,
подал Антонову-Овсеенко.
И тот,
внимательно посмотрев снимок на просвет,
изрек:
— Одно из двух.
— Та ото ж, — засмеялся Махно
и налил Антонову-Овсеенко горилки.
И тот уже поднёс кружку к губам,
как дверь распахнулась
и на пороге появился Григорьев.
Увидев главнокомандующего с кружкой,
он остановился и, закурив папиросу,
развязно спросил:
— А что это вы здесь делаете?
И Махно,
стараясь быть спокойным, ответил:
— На свадьбе моей гуляем...
А Антонов-Овсеенко вскипел,
что ну уж, видно,
у вас своя свадьба,
а у нас своя, —
и, плеснув горилку в лицо Махно,
вышел за дверь.
И Махно утёрся и,
задыхаясь от гнева,
крикнул Григорьеву:
— Я же предупреждал,
когда ты, кинув Петлюру,
сперва соединился со мной,
а потом отказался выступать против Деникина...
Но Григорьев перебил,
что когда это было
и читал ли ты вчера,
как нас обложил твой свадебный комиссар...
А Махно огрызнулся,
что это Троцкий, —
а Григорьев рассмеялся,
что поскобли комиссара — найдешь Льва Давидовича —
и, потушив окурок, продолжал,
что а сегодня моя бригада попала к ним в окружение,
так что,
хоть ты и анархист,
что, извини за каламбур,
значит крайний ан-тимон-архист,
помоги мне прорваться,
потому что у тебя и у меня сейчас один враг...
Но Махно холодно заметил,
что ты ошибаешься,
что у тебя ОДИН враг, —
и, выхватив из кобуры револьвер,
разрядил его в Григорьева.
И невеста вскрикнула
и спрятала голову ребенка в подол.
А в комнату вбежал штабист
и, задыхаясь, доложил:
— Телеграмма из Синельникова!
И Махно побледнел
и, схватив телеграмму,
прочитал:
«На станцию Синельниково
прибыл чрезвычайный трибунал». —
Он поднял глаза от листка:
«Лев Давидович знает своё дело туго...»
И Алеша Чубенко взволнованно проговорил,
что надо уходить,
потому что теперь никому ничего не докажешь…
И Махно сказал:
— Хлопцы, уйдите на минутку...
И Виктор Белаш с Левой Задовым
поволокли труп во двор,
а Алёша Чубенко плотно закрыл дверь.
И мальчик спросил Махно в упор:
— Он белый?
И Махно резко ответил,
что он перекати-поле
и ему лучше всего быть мертвым,
потому что мертвые цвета не имут...
А мать подтолкнула мальчика к двери в соседнюю комнату:
— Побудь там.
И Махно, застёгивая кобуру, сказал,
что я чувствовал, что рано или поздно
мне станет не по пути и с красными,
потому что, когда кипит их разум возмущенный,
а у тебя одно легкое,
становится невозможно дышать...
— И что теперь? — чуть слышно спросила Галина.
И батько усмехнулся,
что у Антонова-Овсеенко не хватает воображения представить,
что у человека может быть нечто,
не фиксируемое рентгеновским аппаратом. —
Махно посмотрел Галине в глаза:
«Крылья, например», —
и, открыв дверь в штаб, крикнул:
— Каретниковых ко мне!
На пороге появились Семен и Пантелеймон Каретниковы.
— Помните, как вы закладывали динамит
в стены екатеринославской тюрьмы? —
с места в карьер спросил Махно.
Братья молча кивнули,
а Махно продолжал:
— Точно так же заложите вот сюда, —
и, вытащив из внутреннего кармана френча карту,
ткнул пальцем.
Братья склонились над картой.
— Так це ж Гуляйполе!.. —
воскликнул Семен.
— Исполнять, — рявкнул Махно,
и братья бросились во двор.
Галина посмотрела на Махно с ужасом:
— Ты хочешь взорвать Гуляйполе?!.
Махно резко повернулся:
— Я хочу взять его с собой.
— Куда? — попятилась Галина.
И Махно, помолчав, сказал:
— Однажды я случайно услыхал,
как мои хлопцы поют:
С Гуляйполя до Полог
Махно — царь, Махно — бог, —
и поймал себя на том,
что, как истинный революционер,
хочу, чтобы вся Земля стала Гуляйполем,
а я был царем
(а не ЗА или ПРОТИВ царя,
как подозревали все эти придурки),
ну а теперь, —
он прошелся по комнате, —
пробил час стать богом,
то есть сделать из Гуляйполя новую Землю.
Звезду.
Чтобы, когда ЭТА кончится,
моим хлопцам было куда пойти. —
Махно остановился перед Галиной и добавил, —
Звезда — сама себе «куда»,
а я сам себе бог,
не потому что я атеист,
а потому что из песни слова не выкинешь...
Ты со мной?
Галина вздрогнула
и пожала плечами,
что ты, наверное, забыл,
что я не одна, —
а Махно нетерпеливо ответил,
что ничего я не забыл,
просто вы с сыном для меня ОДНО, —
а Галина возразила,
что это пока он маленький,
а когда вырастет, ему будут нужны все...
Махно опять зашагал по комнате...
— А может, ты его оставишь? —
и, не давая ей ответить,
быстро заговорил, —
Чубенко переправит его за границу:
Там у него будут ВСЕ,
потому что, поскольку Россия — это место, где жить нельзя,
все там будут.
Но Галина покачала головой:
— Ребёнку нужны не только ВСЕ, но и... ВСЁ.
Понимаешь? —
она помолчала, подыскивая слова —
Не только ад,
который он видит каждый день,
но и сказка,
которую ему сочиняют каждую ночь,
потому что, может быть, кроме сказки,
никакого другого рая нет...
Махно стрельнул на неё глазами:
— Мне казалось, ты веришь в Бога...
И Галина закивала,
что, конечно, верю,
а это на тот случай,
если НА САМОМ ДЕЛЕ Его нет...
И в эту минуту на пороге появились братья Каретниковы
и доложили, что всё готово,
а следом вбежал Алексей Чубенко
и выпалил,
что промедление смерти подобно,
потому что трибунал будет здесь через четверть часа...
И батько приказал,
что передай хлопцам —
пускай летят куда хотят,
но место встречи — Гуляйполе, —
и, кивнув на Галину с сыном,
добавил:
— Переправь их...
Но тут из соседней комнаты выбежал мальчик
и закричал:
— На звезду!
И Махно на мгновенье замер,
а потом сорвал с груди свою Звезду
и протянул мальчику:
— На звезду?
И тот — с мокрыми щеками и сияющими глазами —
зажал звезду в кулачок.
А Махно подмигнул Галине,
что мы с тобой одного Гуляйполя ягоды, —
и побежал во двор,
к тачанке.
И все высыпали на крыльцо.
...Батькина тройка прилетела на главную площадь Гуляйполя
и стала как вкопанная.
Махно что-то крикнул
и махнул рукой —
старший Каретников нажал на пульт дистанционного управления.

Раздался взрыв.
И все увидели,
как, вывернув, точно пробку из бутылки,
гуляйпольскую площадь,
батько Махно на своей тачанке взлетел вверх...
И мальчик громко заплакал,
а Алексей Чубенко втолкнул их с матерью
в стоящую у крыльца тачанку
и крикнул ездовому:
— Париж!
И мальчик — сквозь слезы — спросил,
что это такое, —
и мать не моргнув глазом ответила,
что «паришь» —
это когда летишь высоко над Землёй, —
и ребёнок тут же успокоился,
что значит, скоро у меня опять будет батько, —
а мать подумала,
что для того чтобы у ребёнка было всё,
нужно сказкой делать быль.

Даже если Бог есть.

ст. Удельная
Июнь — июль 2001