Неплохая критика манифеста АКС. Со многим согласны. Вобщем есть над чем задуматься аксовцам и не только.
Интересно, что об этом думает Кащеев, который нашу переходную программу не считает анархистской?
Об «Анархо-коммунистическом манифесте».
Первое, что сразу бросается в глаза при прочтении этого манифеста – понятие о классах провозглашается в манифесте самое «размытое». В число «угнетённого класса» включают и
всех задействованных в «сфере обслуживания» (непонятно, в чём выражается угнетение тех, кто ничего не производит и не способствует производству?), и даже «менеджеров среднего и мелкого звена» – под ними, очевидно, понимаются чиновники, мелкие конторские служащие и т. д. (а сами они своим паразитизмом никого не эксплуатируют?). Это апология паразитизма и мелкой буржуазии.
Класс крестьянства путают с сельскохозяйственными рабочими (именно он отчужден от орудий труда и работает не на своей земле, а
«на крупных предприятиях капиталистического типа»). Крестьяне отличаются от батраков (сельских пролетариев) именно тем, что не отчуждены от орудий труда и работают, как правило, на своей земле, на мелких предприятиях.
Авторы манифеста не замечают, как сами себе противоречат. Сначала провозглашается, что классовое разделение общества
«проявляется в отношении к производству и в том месте (господствующем или подчиненном), которое тот или иной класс занимает в экономике». И сразу же, без перехода, излагается
буржуазно-либеральная теория о «среднем классе», который выделяется отнюдь не по отношению к производству, и не по
«месту в экономике».
Вопрос о присвоении чужого труда господа «анархо-коммунисты» в своём манифесте тщательно обходят, хотя для коммунистов – это центральный вопрос.
Мало того, даже такую буржуазную фикцию, как «средний класс» они готовы записать в число «угнетённых» –
«так как (он) не может себя в данных условиях реализовать, представители его лишены полноценной возможности удовлетворения собственных амбиций», т. е. полноценной возможности эксплуатировать рабочий класс. Авторы сами не замечают, как выдают свою буржуазную сущность с головой. По их мнению, видите ли, главная беда рабочих – это
«невозможность удовлетворить собственные амбиции». Они ошибаются – это главная беда интеллигентов, ещё не нашедших, кому продаться. Это
их собственная главная беда. Рабочим не до «амбиций» – их эксплуатируют, их грабят, их труд присваивают, следовательно, их интересы в том, чтобы освободиться от эксплуататоров, от грабителей, от паразитов. Поэтому никакого «сближения» с паразитами, желающими «удовлетворить собственные амбиции», у рабочих быть не должно. Иначе они «собственные амбиции» за счёт рабочих будут удовлетворять.
Столь же убого понимание «класса эксплуататоров» – они
«обычно объединены в некоторые структуры, например – акционерные общества, корпорации, транснациональные корпорации и т.п.». Итак, мелкого и среднего буржуя, владельца ларька, магазина, небольшого частного предприятия (не являющегося корпорацией), авторы манифеста предусмотрительно выводят за рамки «класса эксплуататоров». Можно подумать, мелкие и средние буржуи, не объединённые в корпорации, никого не эксплуатируют? Объединена в акционерные общества, корпорации и тем более транснациональные корпорации лишь верхушка буржуазии. Таким образом, авторы фактически выступают лишь против крупной монополистической буржуазии, а мелкую и среднюю, немонополистическую, пытаются объединить с пролетариатом.
Между тем, любая капиталистическая собственность имеет тенденцию к концентрации, к укрупнению. Любой мелкий и средний буржуй не просто мечтает стать крупным буржуем – он (в отличие от рабочего)
может им стать. Для этого ему, естественно, потребуется потеснить в чём-то уже существующих крупных буржуев. Поэтому они и склонны обращаться к рабочему классу, обманывать его «оппозиционной», иногда даже «коммунистической» или «анархической» фразой. Им нужно потеснить нынешних крупных буржуев, стоящих у власти, что-то вытянуть в свою пользу. Но чтобы исчезли буржуи, им не нужно.
В этом и заключается разница между пролетарскими революционерами и буржуазными либералами: пролетарские революционеры выступают против всей буржуазной собственности на средства производства, против всего класса буржуазии, в то время как буржуазные либералы – только против крупной собственности, против монополий. Но приди они к власти – завтра же станут монополистами. Мы видели это уже на примере «демократов» 90-х годов ХХ века. Мы видели, что после «оранжевой революции» на Украине, после подобных же «революций» в Грузии и Киргизии, пролетариату лучше не стало. На место прежних эксплуататоров пришли такие же эксплуататоры, изменились только персоны, да и то не все.
Что же предлагают авторы манифеста, считающие себя «анархо-коммунистами»? Итак, некоторые их предложения:
«борьба, с одной стороны, за защиту имеющихся на сегодняшний день экономических завоеваний народа, с другой стороны – борьба за новые завоевания» – а как насчёт политических изменений, без которых невозможны никакие «экономические завоевания»? И почему не конкретно рабочих, а некоего абстрактного понятия «народ»? До тех пор, пока политическая власть находится в руках буржуазии, любые «завоевания» рабочих условны – они в любой момент могут быть отменены буржуазией. Это мы уже неоднократно видели. Например, в РФ после событий января – февраля 2005 года, после массовых перекрытий улиц, были сохранены бесплатные льготы (бесплатный проезд на городском транспорте, льготы на ЖКХ, лекарства и т. п.), а теперь их опять отнимают, одну за другой.
«борьба за ограничение прав предпринимателей и администраций – посредством независимых, не иерархичных профсоюзов (анархо-синдикализм)» – а почему не борьба за то, чтобы их (буржуев-«предпринимателей» и чиновников-«администраций») вообще не было? Раньше-то некоторые думали, что анархизм – это борьба против администрации, а оказывается, лишь за «ограничение её прав» (чтобы давали не 10 пинков на работе, а только 9). Так, оказывается, этот вопрос понимают «анархо-коммунисты» (они же, как выясняется, и анархо-синдикалисты). Рассказали бы они Махно или Дуррути о том, что надо бороться «за ограничение прав предпринимателей и администраций»!
«поддержка коммун, сквотов, социалистических производственных и потребительских кооперативов, самоуправляющихся предприятий, советов жителей и т.п.» – опять молчат о том, что при политической власти буржуазии и при сохранении буржуазной собственности на средства производства невозможны никакие «социалистические» и «самоуправляющиеся» предприятия. «Нью-Ленарк» Роберта Оуэна был социалистическим предприятием ещё в ХIХ веке – куда он делся? А нас до сих пор кормят подобными баснями в ХХI веке, ничего поновее придумать не могут. Да сейчас даже и сквоты становятся невозможны – достаточно вспомнить недавний пример Копенгагена! Так что если хотите бороться за «социалистические, самоуправляющиеся предприятия» – тогда надо бороться против капитализма, против власти буржуазии.
«борьба за свободу слова, печати, собраний, неприкосновенности личности, переписки, свободу и конфиденциальность личной жизни и т. п.» – типично либерально-буржуазное требование. Свободы для кого – для буржуазии или для пролетариата? Нужна ли пролетариату свобода печати для буржуазии, свобода собраний для буржуазии? В.И. Ленин писал в своё время:
«Либералу естественно говорить о «демократии» вообще. Марксист никогда не забудет поставить вопрос: «для какого класса?».
И так далее – ни одного требования коммунистического, ни одного требования в интересах конкретно класса пролетариата. Но и анархизмом здесь не пахнет – как видим, авторы манифеста не призывают бороться за безвластие, за уничтожение государства. Они попросту обходят главный вопрос политики – вопрос о власти – стороной, т. е. разрешать его принципиально не собираются, требуют лишь «ограничения прав» администрации, да демократических «свобод», обещавшихся ещё в XVIII веке. И это не буржуазный либерализм?
Авторы вроде бы как признают учение о классах и о классовой борьбе. Однако само признание существование антагонистических классов ещё не признак коммунизма. О классах и классовой борьбе ещё до Маркса с Энгельсом писал французский либеральный историк XIX века Огюстен Тьерри. Маркс и Энгельс в «Манифесте Коммунистической партии» придали этому учению чёткий материалистический характер и пролетарскую направленность, заострённость. Современные «анархо-коммунисты» в своём манифесте придают ему расплывчатость, неопределённость.
В результате получается вот что:
«С древнейших времен, как возникло первое государство, существовало противостояние между хозяевами и трудящимися, являвшееся одним из ведущих факторов развития мировой истории, временами отходящим на второй план, но порой и становящееся основным, когда вспыхивали народные восстания против всевозможных господ, притеснителей». Авторы оставляют открытыми абсолютно все вопросы – какова связь существования государства с противостоянием хозяев и трудящихся? Было ли это противостояние ведущим фактором мировой истории? считать ли это противостояние классовой борьбой класса «хозяев» и класса «трудящихся»?
«Не всегда это можно было назвать классовой борьбой» - отмечают авторы манифеста. Вместо классов, о которых они благополучно «забывают» они вводят названия «Власть» и «Народ»:
«но то, что это было противоборством Власти и Народа, на наш взгляд, факт бесспорный». Почему?
«в силу уже хотя бы того, что, как правило, социальные конфликты выливались в бунты и революции под воздействием голода, когда у правителей был свободный доступ к продовольствию, всевозможные ростовщики наживали капиталы на спекуляциях хлебом и прочим съестным товаром, в то время как простой народ вымирал от голода» – т. е. противостояние абстрактных «Власти» и «Народа» заменяется противостоянием конкретных, но оставшихся в далёком прошлом, «ростовщиков» и «простого народа». Что были когда-то рабы и рабовладельцы, потом феодалы и крестьяне, и наконец, буржуазия и пролетарии – это их не интересует. Их дело – бессмысленный набор кажущихся революционными фраз.
Насколько же понятнее писали К. Маркс и Ф. Энгельс в «Манифесте Коммунистической партии»:
«История всех до сих пор существовавших обществ была историей борьбы классов… Наша эпоха, эпоха буржуазии отличается, однако, тем, что она упростила классовые противоречия: общество всё более раскалывается на два большие враждебные лагеря, на два большие, стоящие друг против друга класса – буржуазию и пролетариат».
Почему же Маркс и Энгельс, в своём манифесте XIX веке, писали так понятно и просто? Потому, что их целью было сказать пролетариату правду – что его угнетают капиталисты, и что необходимо освобождение пролетариата от угнетения. А цель нынешних «манифестантов» – всё запутать, чтобы скрыть свою буржуазную сущность, чтобы пролетариат не узнал правды, не стал бороться за своё классовое освобождение, а боролся за интересы буржуев, которые «
лишены полноценной возможности удовлетворения собственных амбиций».
Сущность классовой борьбы для них не в освобождении пролетариата, а… в борьбе ради борьбы:
«Стоит только рабочему классу расслабится, решить, что они уже много добились и могут теперь заслуженно отдыхать, думая, что правители не посмеют урезать их права, интересы, как тут же начинают издаваться законы, урезающие социальные гарантии, социальную защищенность народа, происходит ревизия всех тех социальных достижений, за которые были отданы многие и многие жизни борцов за лучший мир.
Такова суть классовой борьбы…».
То есть рабочие сначала борются за «экономические завоевания народа», потом у них их отнимают, и они снова начинают бороться за «экономические завоевания народа», чтобы их у них вновь отняли – в этом суть классовой борьбы по мнению людей, называющих себя «анархо-коммунистами». Такова их «экономическая платформа».
Их политическая платформа – отрицание демократии, причём опять-таки «демократии вообще», без указания на её классовый характер (о том, что бывает буржуазная демократия, что парламент – это буржуазное учреждение, во всей главе, названной «Антипарламентаризм» нет абсолютно ничего). Как же они её отрицают?
«Однако же, мы выступаем всецело против такой формы общественного устройства», – начинают авторы манифеста «за упокой», и тут же переходят «за здравие» -
«хотя и признаем ее некоторую прогрессивность по сравнению с теми же монархиями». В чём же её прогрессивность? Уж не в том ли, что она, например, способствует развитию общества? Или, может, пролетариат при ней сможет более эффективно бороться за своё освобождение?
Нет. Как мы уже убедились, для авторов манифеста главное –
«возможность удовлетворения собственных амбиций». Чхали они на общество, на пролетариат и вообще, на всё, кроме самих себя. Поэтому окончание фразы такое:
«так как в существующих условиях нам, все-таки несколько более комфортно живется, и нас реже касается репрессивная сторона Власти».
Кому это – «нам»? Ясно, что не рабочим. В 90-е годы (по крайней мере, в 1991 – 1993 гг., с августовского переворота и до расстрела парламента) в России была демократия. Нельзя сказать, что рабочим при ней жилось очень «комфортно». Именно этот период ознаменовался наступлением на экономические права и обнищанием пролетариата. Это в те годы буржуазия чувствовала себя настолько вольготно, что могла даже не платить рабочим зарплату.
Что же касается политических прав, что буржуям была предоставлена полная свобода слова. Настолько полная, что уже в 1992 году левым активистам пришлось вести осаду «империи лжи» в Останкино, чтобы только добиться предоставления слова. А их за это разогнали и избили дубинками. Это в те годы, в годы демократии, расплодились ОМОНы, СОБРы, «спецназы» и тому подобные карательные подразделения, а численность милиции и внутренних войск возросла в разы. «Комфортно» жилось тогда трудящимся, ничего не скажешь!
Может быть, это анархистам «несколько более комфортно жилось» и их «реже касалась репрессивная сторона власти»? Для примера расскажем о «деле Родионова – Кузнецова». 12 марта 1991 года (т. е. ещё при «тоталитарном совке») по инициативе Дем. союза на Лубянке состоялся митинг «памяти жертв ВЧК – ГПУ – НКВД – МГБ – КГБ», в котором приняли участие и анархисты. По возвращении с митинга двое анархистов – Родионов и Кузнецов – были задержаны милицией и зверски избиты. Затем их посадили, месяц пытали, не допускали к ним ни родных, ни адвокатов. Прошёл августовский переворот 1991 года, к власти пришли «демократы». Анархисты продолжали сидеть. Суд над ними неоднократно откладывался. «Демократические» СМИ по этому поводу молчали. Только в феврале 1992 года суд вынес обвинительный приговор – Родионов и Кузнецов были приговорены к 3-м годам лишения свободы. После этого московские анархисты устроили несколько митингов в защиту Родионова – Кузнецова, и все эти митинги ОМОН разгонял дубинками. Московскую милицию тогда возглавлял «демократ», мэром был «демократ».
При этой-то демократии московская милиция натравливала на анархистов сначала местную шпану, затем боевиков РНЕ. Последние систематически разгоняли распространителей анархистской литературы у музея В.И. Ленина (1992 – 1993 годы), там произошло несколько столкновений, в которых коммунисты выступали совместно с анархистами против РНЕ. Это ли не «комфортная жизнь», обеспеченная российской демократией?
Комфортно жилось тогда разве что либерально-буржуазным болтунам, идеология которых в то время была востребована буржуазией. Можно было свободно болтать, не опасаясь, что их уличат во вранье и в том, что буквально каждое второе слово у них противоречит первому. Если в одном абзаце они указывают, что соблюдение «прав и свобод» является формальным – «
пока не начинает идти вразрез с интересами привилегированного меньшинства», то в следующем абзаце –
«…соблюдение этих прав и свобод как раз таки на руку власть имущим, так как обеспечивает им спокойное существование… В конце концов, это ведь вовсе не противоречит интересам капиталистов и политиков, так как освобождает их от лишнего повода для беспокойства за свою жизнь, свое положение». Выходит, соблюдение прав и свобод рабочих даже выгодно капиталистам?
А тут ещё один перл: «
Кроме того, демократия в современном виде имеет одну очень неприятную, лицемерную деталь, так как, вследствие вековой борьбы рабочего класса за свои права и возможности низших слоев увеличились, улучшился их уровень жизни, появился и развился «средний класс» общества, и многим стало казаться, что теперь понятие классового противостояния устарело…». Прочитав это, невольно подумаешь – они отрицают демократию так, что фактически восхваляют её. Как же после этого не считать их буржуазными либералами, просто прикрывающимися «анархизмом».
Наконец – и это самое главное – какое отношение всё это имеет к существующей действительности? Авторы манифеста пишут: «
в существующих условиях нам, все-таки несколько более комфортно живется, и нас реже касается репрессивная сторона Власти». Они пишут это в России в 2007 году. Но существующие в России условия – это вовсе не демократия, это открытая диктатура. Теперь эту диктатуру испытали на своей шкуре даже буржуазные демократы. А этим болтунам по-прежнему «комфортно живётся» и их «реже» (чем кого? чем обычных граждан?) «касается репрессивная сторона власти». Так получается, если сопоставить их фразеологию с конкретными политическими условиями, с существующей реальностью.
После этого можно уже догадаться, что означает фраза манифеста
«мы, безусловно и всецело выступаем против капиталистических отношений в любом виде». Она означает
просто фразу. В главе «Антикапитализм» авторы сами не понимают, что пишут. Задайте им простой вопрос: на чём базируется капитализм? Ответ:
«капитализм, как система, базируется на частной собственности». Но это они говорят в первом абзаце. А во втором:
«На чем базируется капитализм? А базируется он на товарно-денежных отношениях (ТДО), то есть на том, что производимые товары приобретаются их потребителями за деньги». Объяснение товарно-денежных отношений убого. Ещё более убого сведение паразитизма буржуазии к тому, что
«производимые товары приобретаются их потребителями за деньги, которые образуют собой богатства, которые, в свою очередь, можно накапливать, класть в банк, и получать с них проценты, то есть жить не за счет осуществляемого труда, а за счет того, что ты присвоил результаты труда других людей – это, если выражаться совсем просто, о том, что такое капиталистические отношения», т. е. к рантье. А вот если буржуй, к примеру, занимает должность директора завода, то он, получается и не буржуй, а «менеджер». А если буржуй магазином владеет, то он не буржуй, а представитель «среднего класса». Как видно, простота авторов хуже воровства.
Но горе тем, кто поверит их словам о том, что капитализм базируется на приобретении потребителями производимых товаров за деньги. Ведь тогда сразу встаёт вопрос об уничтожении денег. На этот вопрос авторы отвечают так:
«Частый и закономерный вопрос: «А будут ли при Анархии деньги?»
Отвечая на данный вопрос, мы оговоримся сразу, что он не имеет четкого и однозначного ответа, так как отсутствие денег возможно только при изобилии (относительном) товаров, так как в противном случае нам грозит тотальное нормированное распределение товаров, а в месте с тем и тотальный контроль за этим распределением, а в таких условиях ни о какой свободе и речи быть не может. Так что, как бы многим из нас ни хотелось избавиться от денег как таковых вообще, по всей видимости, они останутся…», а следовательно, если верить им, останется и капитализм. Авторы манифеста сами расписались в своём бессилии и пустозвонстве.
Последний пример умения авторов манифеста делать выводы: сначала они совершают великое открытие, утверждая, что в современном мире капиталисты
«могут теперь спокойно грабить население, просто-напросто немного поумерив свой пыл и отказавшись от сверхприбылей (этому способствовала, во многом, боязнь с их стороны, новых Революций, о последствии для себя которых они теперь прекрасно догадываются, имея богатый в этом отношении опыт восемнадцатого-двадцатого веков)». И дальше следует:
«Отсюда» (т. е. из возможности отказа от сверхприбылей? или из возможности новых Революций?)
«вполне закономерно вытекает наше неприятие частной собственности…». Действительно, основное неудобство частной собственности для буржуя в том, что её могут отобрать в ходе Революции. В существующих-то условиях и живётся им комфортно, и репрессивная сторона власти их почти не касается. А тут вдруг изменится классовый характер власти, так сразу и коснётся их? И не будет им жить комфортно в случае новой Революции. Конечно же, они категорически против подобного «тоталитаризма».
И здесь в очередной раз обнаруживается, что все предыдущие их упоминания о классах и классовой борьбе являются пустой фразой. «Тоталитаризм» – понятие внеклассовое, это понятие всецело из области буржуазно-либеральной политологии. Поэтому «тоталитарных левых», против которых ополчаются авторы манифеста,
не бывает. В современном левом движении есть пролетарское течение, есть мелкобуржуазное, есть и те, которые стремятся продаться финансовой олигархии, прикрываясь «левой» фразой. Именно по классовой сущности и должно происходить размежевание между левыми организациями.
Для того, чтобы освободить пролетариат от эксплуатации, необходимо разгромить буржуазию. Возможно ли при этом не прибегать к «тоталитарным» методам (учитывая, что сама буржуазия постоянно прибегает к ним даже в условиях «нормального» буржуазного государства)? Отказаться от «тоталитаризма», от мер принуждения по отношению к буржуазии – значит отказаться от проведения любых серьёзных преобразований в интересах пролетариата, отказаться от революции.
Фридрих Энгельс писал по поводу Парижской Коммуны:
«Революция есть, несомненно, самая авторитарная вещь, какая только возможна. Революция есть акт, в котором часть населения навязывает свою волю другой части посредством ружей, штыков, пушек, т. е. средств чрезвычайно авторитарных. И победившая партия по необходимости бывает вынуждена удерживать своё господство посредством того страха, который внушает реакционерам её оружие. Если бы Парижская Коммуна не опиралась на авторитет вооружённого народа против буржуазии, то разве она продержалась бы дольше одного дня? Не вправе ли мы, наоборот, порицать Коммуну за то, что она слишком мало пользовалась этим авторитетом?».
Можно сколько угодно говорить о том, что в СССР не было социализма, а был государственный капитализм. Сама по себе эта точка зрения разделяется не только многими марксистами, но и многими буржуазными либералами, и многими антикоммунистами. Но к вопросу о необходимости подавления буржуазии всё это не имеет никакого отношения. Мы видим, что именно коммунисты, большевики, взявшие власть в 1917 году, подавили буржуазию так, как
никто другой ни до, ни после этого, и провели настолько глубокие социальные преобразования в интересах трудящихся, каких
никто ни до, ни после них не производил. Поэтому сама их политика подавления буржуазии может считаться абсолютно правильной. Если мы хотим избежать государственного капитализма, было бы последним делом на этом основании отказываться от подавления буржуазии и тем самым способствовать капитализму государственно-монополистическому (который у нас есть сейчас).
Какие же исторические примеры «антитоталитаризма» могут привести авторы манифеста?
«Либертарный опыт махновского движения»… а разве Махно никого не расстреливал, не реквизировал имущество буржуазии, не проводил мобилизации, не командовал армией самыми «тоталитарными» методами?
«толстовства» … но революцию в России делали вовсе не толстовцы;
«анархистского движения на Кубе» …но и на Кубе революцию делал кто угодно, только не анархисты. В партизанских отрядах на Кубе сражались и приверженцы «чистой» демократии, и люди с расплывчатыми «социалистическими» убеждениями (Фидель Кастро), и марксисты (Эрнесто Че Гевара). Анархисты на Кубе в это время в тёплых кабинетах сидели, а после победы революции нашлись среди них такие, что сразу бежали в Майами – там «комфортнее».
Таким образом, те, кто выступает против «тоталитаризма», фактически выступает и против революции, поскольку революция есть сама по себе вещь авторитарная и «тоталитарная».
«Неавторитарный социалист» – это тот, кто ничего не хочет сделать для трудящихся, поскольку действуя «неавторитарно» он всё равно ничего не добьётся.
«Антипартийный левый коммунист» – это болтун (для действия, для политической пропаганды, для организации борьбы пролетариата против буржуазного государства необходима пролетарская политическая организация, т. е. партия). «Либертарный марксист» – это и не марксист вовсе.
Относительно вопроса о религии право человека верить во что-либо – это вообще не дело какого-либо манифеста, а личное дело каждого. Один верует в сон, другой верует в чох, третий – в булатный нож. Странно, что люди, называющие себя «анархистами» вздумали провозглашать это право в манифесте – этак можно договориться и до провозглашения права каждого справлять большую и малую нужду. При этом авторы манифеста сразу же допускают подтасовку – сначала заявляют, что выступают против Церкви, но тут же добавляют: «
если вспомнить историю гонений на религию и церковь в СССР, то, как известно, ничем хорошим это не кончилось, да и к тому же, во многом благодаря тем бездумным притеснениям верующих, мы имеем сегодня клерикальную истерию в Восточной Европе в целом, что отнюдь не способствует борьбе рабочего класса за свои права и свободу».
Здесь двойное враньё. Во-первых, в СССР были репрессии против представителей церковной иерархии (казалось бы, отрицающие церковь не должны этим возмущаться – ведь надо же что-то делать с реально существующими паразитами-попами), да и то не всегда. Гонений на церковь и религию не было – достаточно сказать, что патриарх РПЦ впервые после 200-летнего перерыва был избран в Советской России, и никто не препятствовал его избранию и восстановлению патриаршества. Не было и
«бездумных притеснений верующих». Попы репрессировались на тех же основаниях, что и светские контрреволюционеры. Церкви закрывались из-за отсутствия прихожан и государственного финансирования (в дальнейшем оно фактически было восстановлено в 40-е годы). Во-вторых, клерикальная истерия есть неизбежное следствие самого существования церкви. В период Средневековья не было «бездумных притеснений верующих», но клерикальная истерия проявлялась неоднократно. Так что именно церковь, а не борьба с ней «
отнюдь не способствует борьбе рабочего класса за свои права и свободу».
«Анархисты же считают любые разговоры о захвате власти (не важно, каким именно путем) ошибочными, которые только мешают делу освобождения труда от власти капитала и государства» – таким образом, пусть власть находится в руках буржуазии? Ведь если её не захватить, она останется у того, у кого она сейчас. Впрочем, помня, что авторам манифеста «комфортно» в «существующих условиях», над ними не каплет, и «репрессивная сторона Власти» их почти не касается, мы не удивляемся такой их позиции. Мы удивляемся только тому, что они называют себя «анархистами».
После этого совсем уж перестаёшь удивляться тому, как авторы манифеста трактуют «идеал анархического коммунизма»:
«Стремление к идеалам анархического коммунизма подразумевает под собой стремление к всеобъемлющему равенству (но отнюдь не насильственной уравниловке, речь идет скорее о равенстве стартовых возможностей, равенстве условий, а не тотальном равенстве, когда любое отклонение от неких норм считается преступлением против общественности)». А как насчёт эксплуатации человека человеком? Должно ли считаться преступлением отклонение от запрета на эксплуатацию? Или же «некие нормы» всё же должны быть введены в интересах трудящихся, для борьбы с капиталистами? «Насильственная уравниловка» – это старое буржуазное пугало, её не было никогда и нигде. Необходимо ли, чтобы имущество, присвоенное эксплуататорами, присвоенное паразитами вернулось к трудящимся членам общества, которые его и создавали? Вот в чём вопрос для настоящего коммуниста. На этот вопрос авторы манифеста не дают ответа, а провозглашают «всеобъемлющее равенство» – т. е. равенство пролетария с буржуем?
Относительно анархо-синдикализма – фразы, лишь затуманивающие сущность вопроса. К этому добавляется ещё враньё, что
«подавляющее большинство синдикалистов-анархистов были одновременно и анархистами-коммунистами». На самом деле это два разные течения. Сущность анархо-синдикализма – в уклонении от политических вопросов, в т. ч. от вопроса о власти, и попытка решить экономические проблемы трудящихся через профсоюзы (синдикаты). Анархо-коммунизм в теории отвергает государство и выступает за безгосударственное общество на основе самоуправляющихся коммун (которые, в отличие от синдикатов, являются всё же политическими организациями по своим задачам). Так, по крайней мере, было в начале ХХ века. И только для современных квази-«анархистов» характерно дичайшее смешение учений различных анархистских теоретиков, чьи взгляды зачастую противоречат друг другу (например, Бакунина и Толстого, Кропоткина и Прудона).
Эти же готовы смешаться даже с анархо-индивидуалистами
(«место индивидуализму в будущем обществе всегда найдется»,
«с анархо-индивидуалистами можно и нужно сотрудничать»), хотя анархо-индивидуализм противоречит анархо-коллективистским учениям (Бакунина или Кропоткина). Они даже выдвигают лозунг индивидуализма (на самом деле нисколько не анархического, а буржуазного) – «пока не свободен человек, общество так же не свободно». А почему бы им не сказать, что пока не свободно общество, пока вокруг человека остаётся несвобода, не может быть свободен и этот человек?
О панках и скинхедах лучше почитать статьи Александра Тарасова – у него много статей по этому вопросу, и они основаны на фактическом материале, чего нельзя сказать о рассуждениях авторов манифеста. К ним самим в первую очередь относится их высказывание о том, что
«С молодежью необходимо уметь говорить на понятном для нее языке, но не опошлять, не примитизировать наши идеи, а просто делать их доступными для понимания соответствующей группы людей, опираясь на понятные и касающиеся непосредственно их факты нашей повседневности».
Но может ли что-нибудь быть пошлее фразы «
женщина такой же полноценный человек, член общества, как и мужчина»? А мы-то думали, что «как говорит наш замечательный сатирик Аркадий Райкин, женщина – друг человека» (шутка). В вопросе о правах женщин опять-таки полностью исключается классовый принцип. Женщина-работница, женщина-пролетарка должна иметь такие же права, как и рабочий-мужчина. Во всём остальном провозглашение свободы женщины ничего не даёт угнетённым классам (свободные женщины были ещё в Древнем мире – Клеопатра или Мессалина, были и в крепостнической России – Салтычиха или та же Екатерина II). Это лозунг не пролетарский, а либерально-буржуазный.
Вот что писал В.И. Ленин о свободе любви в письме Инессе Арманд от 17 января 1915 г.:
«…Одно мнение должен высказать уже сейчас:
п. 3 – «требование (женское) свободы любви» советую вовсе выкинуть.
Это выходит действительно не пролетарское, а буржуазное требование.
В самом деле, что Вы под ним понимаете? Что можно понимать под этим?
1. Свободу от материальных (финансовых) расчетов в деле любви?
2. Тоже от материальных забот?
3. от предрассудков религиозных?
4. от запрета папаши etc.?
5. от предрассудков «общества»?
6. от узкой обстановки (крестьянской или мещанской или интеллигентски-буржуазной) среды?
7. от уз закона, суда и полиции?
8. от серьёзного в любви?
9. от деторождения?
10. свободу адюльтера? и т. д.
Я перечислил много (не все, конечно) оттенков. Вы понимаете, конечно, не №№ 8 – 10, а или №№ 1 – 7 или вроде №№ 1 – 7.
Но для №№ 1 – 7 надо выбрать иное обозначение, ибо свобода любви не выражает точно этой мысли.
А публика, читатели брошюры, неизбежно поймут под «свободой любви» нечто вроде №№ 8 – 10, даже вопреки Вашей воле.
Именно потому, что в современном обществе классы, наиболее говорливые, шумливые и «вверхувидные» понимают под «свободой любви» №№ 8 –10, именно поэтому сие есть не пролетарское, а буржуазное требование.
Пролетариату важнее всего №№ 1 – 2, и затем №№ 1 – 7, а это собственно не «свобода любви».
Дело не в том, что Вы субъективно «хотите понимать» под этим. Дело в объективной логике классовых отношений в делах любви».
В главу об интернационализме авторы манифеста умудрились засунуть утверждение, что социальная (даже не социалистическая, а «социальная», т. е. любой процесс быстрых, коренных, качественных изменений в обществе) революция невозможна:
«В случае же успеха Социальной Революции в одной отдельно взятой стране, если мы захотим противостоять капиталистическому, агрессивному, окружающему миру в условиях изоляции, то видимо от собственных лозунгов (по крайней мере, от очень многих) сразу же придется отказаться (в целях удержания и закрепления наиболее важнейших завоеваний Революции, рискуя при этом, скатится к популизму и диктатуре, что было бы равносильно поражению и краху начатых преобразований)…». Таким образом, для них успех социальной революции в одной отдельно взятой стране (что попросту не возможно – не бывает в современной реальности «отдельно взятых стран») нежелателен. Поскольку же одновременной социальной революции во всех странах мира сразу никогда не было, и быть не может, «то видимо от собственных лозунгов сразу же придётся отказаться». То, что при победе революции в одной стране она неизбежно будет распространяться на другие страны (и в этих условиях нельзя отказываться от революционных лозунгов, а надо последовательно проводить их в жизнь), авторы манифеста даже не рассматривают.
На словах провозглашая революцию, на деле они дают столько оговорок и ограничений революции, чтобы она стала практически невозможной. Заявляя о необходимости «социальной революции» (почему не социалистической?), они выступают против взятия власти. Но можно ли совершить революцию, можно ли провести социальные преобразования в интересах трудящихся, можно ли уничтожить капиталистические отношения, не имея власти? В манифесте остаётся совершенно открытым вопрос – что должна дать революция трудящимся классам? Коммунисты считают, что революция должна изъять у капиталистов присвоенную (т. е. украденную у трудящихся) собственность и вернуть её трудящимся. Коммунисты считают, что революция должна уничтожить власть капиталистов и установить власть трудящихся. Править должны трудящиеся. Буржуазии вообще не должно быть – все члены общества должны трудиться, а против паразитов, против свободы паразитства должны быть предприняты самые жёсткие ограничения их «свобод». Авторы манифеста предпочитают обо всём этом молчать, и говорить красивые слова, за которыми нет никакого реального содержания.
Они категорически выступают против идеи «переходного периода» (интересно, их обоснование этого – она
«противоанархична по самой своей сути», т. е. подход с абстрактно-«анархической» точки зрения, а не с точки зрения интересов рабочего класса; между тем анархист Бакунин так не считал). А далее в этой же главе –
«при этом мы вовсе не возражаем, если удастся добиться построения анархистского коммунизма «на следующий день после Революции», мы просто считаем это маловероятным». Но если
объективно не удастся добиться построения коммунизма «на следуюший день», то этот «следующий день» и станет переходным периодом. Эти господа сами не знают, чего хотят. Или, напротив, отлично знают – хотят показать свою «р-революционность», но чтобы им по-прежнему «комфортно» жилось.
Они клевещут на марксистов, утверждая, что
«марксисты (по крайней мере, большинство из них) считают, что трудящиеся не способны к какой либо самостоятельной созидательной работе» (на самом деле марксисты утверждают, что трудящиеся должны быть организованы для «самостоятельной работы» – в том числе для политической работы им необходима политическая партия). И тут же:
«Наша задача состоит в том, чтобы развивать в людях классовое самосознание, либо, если таковое отсутствует, помогать его пробуждению, так как только тогда люди смогут понять истинное к себе отношение со стороны капиталистов и власть имущих» (т. е. предполагается, что трудящиеся ничего этого не понимают). Дело не в «понимании», а в организации – трудящиеся понимают «истинное отношение к себе власть имущих», но они неорганизованны. Отрицание организации ведёт к фактическому отказу от действий (в том числе отрицание политической организации – к отказу от политической борьбы)
Я рассмотрел лишь часть того, что написано в так называемом «Анархо-коммунистическом манифесте». Но и сказанного вполне достаточно, чтобы убедиться, что это – манифест не анархический и не коммунистический. Это манифест буржуазного либерала, прикрывающегося в данном случае «анархо-коммунизмом».
обратная связь
Коммунистическое распределение - это когда люди пользуются, ограничивая себя сами добровольно. Я привел пример с компанией друзей. Именно в федерацию таких компаний (естественных коллективов) и должно превратиться общество, где и будет преобладать коммунистическое распределение. 
Линейный вид
