"Мы, немецкие колонисты, против коммунизма"

[Дубовик]

Йоганн Лауер. Мы, немецкие колонисты, против коммунизма.

Поздней осенью 1917 года в Северной России разразился большевизм и свергнул Временное правительство Керенского. Результатом этого стал необузданный анархизм. Зимой 1917-1918 севернее Одессы участились нападения большевистских банд на деревни и поместья. Это стало причиной создания самообороны, которая объединила немцев и русских между Черным морем, Одессой, Днестром и до станции Вигода. Представители всех деревень, которых я в качестве главного старосты созвал, приняли 11 пунктов устава, разработанных мной вместе с Виктором Хорнбахером и другими, и избрали меня председателем и организатором самообороны. Деревни всего района были разделены на участки и каждому определили место в случае тревоги. Немало деревень таким образом удалось уберечь от нападений. Уже вскоре наша организация имела возможность пройти первое испытание. 11 пунктов стали основой всех организаций самообороны Черноморского района. (…)
Когда осенью 1918 года Германия рухнула, немецко-австрийские оккупационные войска были удалены и их сменили французы и англичане.
Большевики снова подняли голову и начали организовываться. На стороне царизма возникла Белая армия. Большевики планомерно проникали в ее ряды и творили ужасные бесчинства под маской белых. Люди везде насторожились. Добрый порядок минувшего исчез. Белые армии работали под покровительством англичан и французов, но их слабость проявлялась везде. Большевики смогли легко захватить Одессу, занимавшуюся французами, греками, поляками и частями Белой армии. Их подразделения ушли из Одессы через Гросслибенталь. Никто не знал почему Одессу сдали. Но все настаивали на том, что был получен приказ об отходе от французов. Это упростило захват Одессы большевику Махно и Григорьеву. Говорили об отряде в 300 человек, которые взяли Одессу весной 1919 года.
Махно укрепился в русской деревне Татарка, которая находится между Одессой и Гросслибенталем. В последнее, находившееся в 10 километрах от Татарки, он посылал за фуражом и продуктами. Кто такие махновцы, пусть покажет следующее происшествие: два офицера и их слуга прятались в деревне после отступления белых из Одессы. Еврейский мясник Лейб Лернер навел на их след большевиков, которые привязали всех троих к хвостам лошадей и так волочили до Татарки. Там еще живых, но полностью изуродованных офицеров расстреляли. Слугу освободили и он мог уйти, но ходить он уже не мог. По большому счету, все это были преступники, вернувшиеся из Сибири или с Сахалина. Так как они нигде не встречали противодействия, то хвастались, что хотят через Бухарест, Вену и Берлин идти в Париж.
Поначалу мы хорошо с ними справлялись: они довольствовались тем, что получали от нас. По большому счету, они забирали повозки шелухи, на которые мы высыпали по мешку ячменя и велели им ехать прочь. В пути в трясущейся повозке все перемешается, такое было наше мнение.
Районное управление при появлении Махно упразднили. Каждая деревня должна была самоуправляться. Председателем комитета самоуправления Гросслибенталя, состоявшего из шести человек, избрали меня. Если махновцы требовали повозок, то они получали их, хотя и не лучшие. Повозки давали всей общиной, чтобы избежать убытков для отдельных лиц. К неприятностям при общении с большевиками нас привел только один житель деревни, Фриц Гёфнер, который раньше сидел в тюрьме из-за убийства одноплеменника и вернулся после того, как настала «свобода». Этот человек, прозванный «Серебрянный Франц», однажды попросил меня выдать ему пропуск, чтобы больше не выглядеть преступником. С бумагой, подписанной и проштампованной мною, «Серебряный Франц» направился к Махно, которому сказал, что я, самый богатый человек деревни, являюсь ее председателем. Махно сразу потребовал меня к себе и послал 40 человек во главе с Францем Гёфнером в Гросслибенталь. Я как раз был занят тем, что в очередной раз перемешивал мешок ячменя с повозкой шелухи, когда «Серебряный Франц» с большевиками вошел во двор общины и указал на меня со словами: «Вот це вин». В присутствии большевиков я объяснил ему, что он гнусный предатель и сравнил его с Иудой.
Махновцам же я сказал, что понятно, кто они такие, раз являются в деревню с таким преступником, и пообещал, что никто из них живым со двора не выйдет, если кто-то тронет меня. После этого двое махновцев удалились посовещаться, а затем извинились предо мной. Они не знали, что за человек Гёфнер. Пусть им принесут поесть, и они уйдут с миром. Кроме того, они попросили меня послать кого-нибудь к Махно, чтобы рассказать о происшествии. Когда два почтенных жителя деревни рассказали Махно кто такой «Серебряный Франц», то он едва ли не с радостью и удивлением сказал, что тот, судя по всей его предыдущей жизни, вообще должен был оказаться у него. Затем Махно еще раз подтвердил, что меня надо забрать, после чего мои посланники удалились. Но только они отдалились на километр, как за ними уже бросились махновские всадники. Они прозевали оставить их заложниками. Моих людей спасла лишь скорость лошадей.
Вечером в деревню вошел более крупный отряд большевиков во главе с комиссаром. «Серебряный Франц» снова был среди них. Поскольку за такой короткий срок невозможно было организовать сопротивление, я со своей семьей скрылся из дома. Дом был заперт, моя мельница продолжала работать, а мои люди утверждали, что я отсутствую. Комиссар оставил возле моего дома двух своих людей для моего ареста и направился в Каролина-Бугац, к имению Штибора Мархоцкого, о котором «Серебряный Франц» рассказал, что там можно найти боеприпасы, целые пушки и продукты. После ухода большевиков я вновь связался с моими людьми и в сопровождении четырех человек арестовал обоих большевиков, которые вообще-то должны были пленить меня.
Этот арест из-за его уникальности опишу со всеми деталями. Я подошел к стоявшим перед моим домом солдатам и спросил, чего они хотят. Они ответили, что им приказано задержать хозяина дома. Это я, был мой ответ, и тут же потребовал: если вам дорога жизнь, следуйте за мной. Удивленные большевики покорились своей судьбе: раз так, то они пойдут со мной. Я запер пленников в зале заседаний общины и оставил четырех людей для охраны. И уже в то время, когда я заботился об их материальном благополучии, я разослал «десятников» с особым приказом по деревне. В 12 часов ночи была созвана вся община и избрана комиссия для управления деревней, состоявшая из 11 бедняков.
На следующее утро махновцы вернулись из своего рейда, недовольные, поскольку «Серебряный Франц» наобещал им слишком много. И теперь они нашли в деревенской конторе 11 бедняков, с которыми должны были вести переговоры. От богатого деревенского управления не осталось и следа. Меня больше не искали, так как руководство деревни посоветовало комиссару не встречаться со мной. В итоге махновцы ушли в Татарку, где расстреляли «Серебряного Францу» на обочине дороги, бросив его в поле на корм птицам.
Поняв, что немцы района Гросслибенталя готовы дать ему отпор, Махно со своими людьми отступил. Он ушел в свою штаб-квартиру в Гуляй-Поле, которое находится вдали от Одессы, и начал реквизировать в немецких деревнях Екатеринославской губернии лошадей и рессорные повозки. Среди русских он нашел себе много сторонников.
Несмотря на то, что Объединение немцев Черноморья приняло 11 пунктов устава нашей самообороны, организация, единство и ясность руководства заставляли желать лучшего.
Махновцы запрягали в каждую немецкую рессорную повозку по четыре лошади, отнятых у колонистов, а на задних сидениях устанавливали пулеметы. Так они передвигались от деревни к деревне, всюду совершая грабежи. В одной немецкой деревне в Таврической губернии они вырезали всех мужчин старше 16 лет и бросили пастора Холлоха и его сына-студента в глубокий овраг.
Весть о таких происшествиях принудил нас к еще более жесткой организации. В случае тревоги все должны были быть готовыми за десять минут. В одном лишь Гросслибентале у нас было 300 вооруженных всадников. Боеприпасы оставили наши иноземные гости, разбитые под Саратой.
В Одессе в это время формировался третий коммунистический корпус. Из Северной России подходило все больше и больше хорошо организованных коммунистических полков. Преследуемые румынами коммунисты Бессарабии собрались в Маяках в Приднестровском полку под предводительством матроса с эсминца «Алмаз» по имени Гончаров. Его пПолитическим комиссаром стал дезертир, родом из Старых Казаков под Аккерманом, по имени Шереметьев. Котовский, гайдук родом из Кишинева (Бессарабия), который из-за своих преступлений раньше сидел в Одессе, и чьи кандалы продавались на аукционе в разгар «свободы», тоже пришел туда. Он реквизировал лошадей в немецких общинах Фройденталь и Петерталь и таким образом создал себе конницу. Им была мобилизована сотня лучших лошадей. (…)


Оригинальный текст:
Johann Lauer. Erlebnisse der deutschen Kolonisten im Schwarzmeergebiet, Temeschburg, Anwender 1940. Darin 1. Mein Lebenslauf. Wir deutsche Kolonisten gegen den Kommunismus.

Перевод с немецкого.