Новости
Махновцы
Статьи
Книги и публикации
Фотоальбом
Видео
всё прочее...
Общение
Ссылки
Поиск
Контакты
О нас







Старый 04.08.2008, 11:41   #1
легкомысленно
Пользователь
 
Регистрация: 31.03.2008
Сообщений: 260
Сказал(а) спасибо: 15
Поблагодарили 78 раз(а) в 58 сообщениях
легкомысленно is on a distinguished roadлегкомысленно is on a distinguished roadлегкомысленно is on a distinguished roadлегкомысленно is on a distinguished roadлегкомысленно is on a distinguished road
По умолчанию В.П.Макаренко. Свобода и грязное дело

Забавный и путаный текст, при вменяемости отдельных цитат из отдельных авторов, общий смысл статьи ускользает от читателя. Немного почесав затылок, я предположил, что заслуженный деятель науки не столько сумрачный республиканец, сколько латентный анархист.

Свобода и грязное дело

В.П.Макаренко, заслуженный деятель науки РФ,
профессор, доктор политических и философских наук,
зав.кафедрой политической теории Ростовского госуниверситета


В предыдущих публикациях я обобщил результаты применения аналитической политической философии (далее АПФ) для изучения общих проблем экономической теории, социологии, политической науки, правоведении и историографии. Теперь подошла очередь множества «стыковых» проблем. Существует ли связь между пониманием свободы и трактовкой политики как грязного дела? - главный предмет данной статьи. При ответе я буду опираться на аналитические исследования 1980-1990-х гг. Вначале выскажу несколько общих соображений.

О свободе говорят и пишут многие - от либералов до националистов. Политическая теория предлагает разные концепции свободы, но повседневное словоупотребление ограничивает разнообразие. Возьмем свежий словарь политического языка. Его авторы определяют свободу двояко: как отсутствие ограничений, стеснений, возможность действовать в соответствии со своими интересами, желаниями, волей; как суверенитет государства. Если верить определению, свобода существует на уровне индивидуального и государственного бытия. Но о политической свободе гражданина словарь не упоминает. Случайно или сознательно это умолчание?

Политика в словаре определяется более пространно: деятельность по урегулированию внешних (государств, наций, народов и их представителей) и внутренних (между элементами политической системы, институциональной властью и гражданами государства, различными политическими, общественными группами, объединениями и их лидерами, социальными слоями и национальными общностями) отношений; вопросы и события общественной, государственной жизни; совокупность средств и методов, направленных на достижение поставленной цели. Аналогичные определения встречаются во многих других словарях, энциклопедиях, учебниках, монографиях и статьях.

Между тем большинство здравых людей, религиозных деятелей, философов и ученых считают политику грязным делом. Гекльберри Финн рассказал рабу Джиму, что главные свойства власти всех государств - подлость, грабеж, насилие и разбой: «Все они дрянь порядочная… Но если они уж сели нам на шею, не надо забывать, кто они такие, и принимать это во внимание». М.Бубер подчеркнул несовместимость политики с моралью. Отец А.Мень писал: «Там (в политике, - В.М.) полно лжи неизбежной, недаром говорится, что политика - грязная вещь…По существу, политика аморальна. Государство - это бездуховный институт». Еще более резок немецкий профессор Х.Харбах: «Люди поняли, что политики не говорят им правды. Это касается и специалистов в области политической науки. Они говорят неправду о человеческих отношениях… Политики должны быть изгнаны, люди должны жить без политики! Эта нечистая сила должна быть устранена из национальных государств, различных культур и борьбы между ними». Значит, врут не только политики, но и политологи. Не этим ли объясняется отсутствие в словаре популярного определения политики как грязного дела?

Попытаюсь показать, что АПФ систематически исследует связь концепций свободы с пониманием грязного дела политики и позволяет увидеть причины умолчания и лжи.

Трансцендентный контролер или сгусток страстей?

АПФ анализирует свободу на основе концепции И.Берлина. История идеи свободы сводится к выработке негативного и позитивного смысла свободы. В негативном смысле «…я свободен в той степени, в какой ни один человек или никакие люди не вмешиваются в то, что я делаю. В этом смысле политическая свобода - это всего лишь пространство, в котором я могу без помех предаваться своим занятиям». Позитивная свобода «…проистекает из желания быть хозяином самому себе. Я хочу, чтобы моя жизнь и мои решения зависели от меня, а не от каких бы то ни было внешних сил… Превыше всего считать себя мыслящим, наделенным волей, активным существом, несущим ответственность за свой выбор и способным его обосновать, ссылаясь на свои идеи и цели. В той степени, в какой мне представляется, что это так и есть, я чувствую себя свободным - и наоборот».

Различие негативной и позитивной свободы вытекает из разных вопросов. Негативная определяется вопросом: «Велико ли пространство, в рамках которого человек или группа людей может делать что угодно или быть таким, каким хочет быть?». Позитивная определяется другим вопросом: «Где источник давления или вмешательства, которое заставит кого-то делать то, а не это или быть таким, а не другим?». Индивид позитивно свободен, если управляет собой; негативно свободен, если другие не вмешиваются в его дела. Негативная свобода человека тем больше, чем меньше ему мешают другие люди и чем больше он действует без вмешательства других.

Дихотомия негативной и позитивной свободы является принципиальной. И.Берлин отвергает исторические и когнитивные аргументы позитивной свободы. Они обычно начинаются безобидными метафорами «Я сам себе хозяин», «Я - не раб», но ведут к неожиданному следствию: не надо быть рабом своей необузданной натуры - «эмпирического и раздрызганного Я». «Друзья позитивной свободы» проводят различие между двумя Я: истинным, разумным и лучшим - и эмпирическим, гетерономным и худшим, «…которое уступит любой вспышке желания или страсти и нуждается в строгой дисциплине, иначе невозможно дорасти до своей «истинной» натуры». Отсюда вытекает: истинное Я выше конкретного индивида; истинное Я - это социальное целое (племя, раса, нация, церковь, государство), частью которого является индивид: «Целостность эту и признают «истинной» натурой, которая, подчиняя непокорных «членов» коллективной или «органической» воле, достигает «высшей» свободы для себя, а значит - для них». На этом основании позитивная свобода оправдывает принуждение. Высшее Я принуждает низшее Я и считает, что свобода невозможна без принуждения. Сторонники негативной свободы тоже культивируют подобную процедуру. Они утверждают, что в высшее Я вмешиваться не надо, а в низшее Я - не мешает, если это эффективнее служит истинным желаниям. Но позиция Берлина однозначна: «…«позитивная» концепция свободы как господства человека над самим собой, с ее возможностью представить, что он как бы сам себе противостоит, и исторически, и практически, и теоретически легче допускает это расщепление личности на трансцендентного контролера и сгусток желаний и страстей, которые необходимо подавить и обуздать». Органические, социализированные версии позитивной свободы - основа современных националистических, коммунистических, авторитарных и тоталитарных символов веры.

АПФ отвергает всякое отождествление свободы индивида с его принадлежностью к любым социальным и политическим общностям, хотя не все согласны с различием негативной и позитивной свободы. Например, Д.Маколлем квалифицирует свободу как отношение, состоящее из трех элементов: «Если речь идет о свободе субъекта (субъектов), всегда надо учитывать свободу от определенных требований, ограничений, вмешательств и барьеров, которые позволяют делать (не делать) то или другое, становиться (не становиться) тем или другим. Свобода всегда есть свобода субъекта (субъектов) от того или иного, с целью тех или иных действий (бездействий), для становления (нестановления) тем или другим. Любое высказывание о свободе должно обладать формой: «Х свободен (несвободен) от У ради осуществления (не осуществления) С», в которой переменная Х означает субъектов, У - требования, ограничения, вмешательства, барьеры, а С - действия, свойства характера, обстоятельства». Иначе говоря, свобода включает три элемента. На этом основании Маколлем отвергает различие свободы от и свободы для, которым оперирует Берлин. Любое высказывание о свободе есть суждение о свободе Х от У ради достижения С.

В ответ на критику Берлин признал незначительность логической дистанции между терминами негативная свобода и позитивная свобода. Трудно провести строгое различие между вопросами «Кто сам себе хозяин?» и «В каком объеме он хозяин?». Одни авторы согласны с трехчленным понятием свободы, другие утверждают: «Трехаргументная формула Макколема не учитывает все богатство содержания понятия свободы». Продолжается спор о том, провел ли Берлин дистинкцию понятий или идентифицировал два вида концепций свободы. По крайней мере, различие негативной и позитивной свободы существует давно. Значит, проблема одного, двух или трех понятий свободы остается открытой.

Указанное различие фиксирует контраст шансов (негативная свобода) и способностей (средств) индивида их использовать (позитивная свобода): «Человек позитивно свободен, если делает что хочет, и негативно свободен, если никто не вмешивается в его дела». Д.Ролз различает негативную свободу и ценность свободы: «Неспособность воспользоваться своими правами и возможностями в результате бедности или невежества, а также общего недостатка средств, иногда включается в число ограничений, определяющих свободу. Я, однако, утверждать этого не буду; вместо этого я буду считать, что эти вещи влияют на ценность свободы». По мнению других авторов «…согласие с концепцией Ролза ведет к выводу: шансы (виды негативной свободы) и средства (виды позитивной свободы) следует признать одновременно особыми, но одинаково важными измерениями свободы».

Ч.Тейлор подчеркивает конфликт негативной и позитивной свободы. Негативная свобода сводится к шансам, позитивная - к их реализации: «Бытие свободы есть вопрос о том, что человек может делать, какие пути перед ним открыты, независимо от его действий для реализации выбора. Такое понимание присуще негативным концепциям свободы Гоббса и Бентама. Доктрина позитивной свободы тождественна понятию реализации, поскольку выражает представление: сущность свободы - управление самим собой. Человек свободен только в той мере, в которой он успешно руководит собой и формой своей жизни». Ч.Тейлор аргументирует различие негативной и позитивной свободы следующим образом: «При использовании понятия шансов помехами свободы считаются внешние барьеры человеческого действия. Понимая свободу как реализацию, мы имеем в виду внутренние духовные барьеры. Они тоже влияют на свободу, поскольку воздействуют на человеческие мотивы, самоконтроль и способность установления моральных различий».

Негативная свобода ограничена внешними (физическими и правовыми) и внутренними (когда человек действует под влиянием водки, наркотиков, обмана, манипуляции, индоктринации) барьерами. Внутренние барьеры - это ложные убеждения индивида, которые внедрены в него системой воспитания и ограничивают его свободу. Если внешние помехи считаются границами свободы, понятие шансов подменяется понятием реализации. Это необходимо для устранения внутренних преград при реализации свободы. Для преодоления внешних преград всегда надо действовать. Тогда как для реализации свободы не всегда требуется действие: «Преодоление внешних преград связано с действием, но отсюда не вытекает, что обретенная таким образом свобода выше шансов действия».

Сделаем промежуточные выводы: негативная свобода - это множество шансов индивида; различие негативной (отсутствие внешних преград) и позитивной (преодоление внутренних преград) свободы относительно; индивид обладает негативной свободой при отсутствии внутренних и внешних преград; эти преграды есть продукт человеческой деятельности.

Сущностная спорность

Негативная свобода связана с условиями индивидуальной свободы. Но остаются открытыми вопросы: кто является субъектом свободы? что он может делать? что считать барьером свободы?

Обычно считают, что субъектом свободы является единичный индивид. АПФ иначе подходит к вопросу. В частности, Г.Коэн определяет субъект свободы как отношение между свободой и рабством: «Отдельные пролетарии свободны, поскольку они могут покинуть ряды пролетариата. Но это не меняет их рабского положения, поскольку они не могут коллективно выйти из рабочего класса. При капиталистической системе экономики социальную карьеру может сделать каждый пролетарий. Но такая удача не может улыбнуться всем, поскольку капитализм невозможен без наемной рабочей силы. А она исчезнет, если большинство рабочих сделает социальную карьеру». На этой основе Коэн сформулировал нетривиальные тезисы о свободе в условиях современного госмонополистического капитализма: положение современных рабочих аналогично положению заключенных, из которых только у одного есть шанс бегства; но все убежать не могут; поэтому современный рабочий класс коллективно несвободен и является совокупным рабом.

Другие аналитические философы оспаривают идею коллективного субъекта свободы (рабства): «Крайне удивляет представление, согласно которому все индивиды не имеют никакой свободы на все действия, если она не может быть осуществлена всеми одновременно. Разумеется, все не могут одновременно потребовать пособия по безработице, стать слесарями или профессорами политической философии. Но отсюда не следует, что у нас нет свободы на такие действия».

Что может делать свободный субъект? Традиционный ответ гласит: свободный субъект может делать все, что угодно. Но вначале надо доказать, что у него есть такая возможность. При ее отсутствии рост свободы достижим за счет редукции желаний. Счастливый раб свободен, поскольку не желает бежать. Социальная свобода означает отсутствие барьеров для реальных и потенциальных выборов индивида. В этом случае поведение зависит от принятия решения. Индивид негативно свободен, если никто (ничто) не мешает ему воплотить принятое решение. Такое объяснение цели негативной свободы непротиворечиво.

Наконец, что считать барьером свободы? Наиболее однозначный ответ звучит так: «Индивид не свободен тогда и только тогда, когда действия других индивидов не дают ему возможности осуществить любое действие. Индивид свободен, если действует невзирая ни на что и ни на кого». Угрозы и санкции никого не лишают свободы, поскольку индивид может отвечать за свои действия. По сути, угрозы и санкции идентичны шансам: ни то, ни другое не уменьшает свободу; в обоих случаях препятствия модифицируют желания, но не возможность действия.

Рассмотрим аргументы в пользу такого вывода. Другие субъекты ограничивают мою свободу, если понижают привлекательность определенного поведения. Г.Штейнер считает, что если барьеры ограничивают действия индивида, то свобода зависит от желаний и является психическим состоянием, а не физическим фактом. Барьер свободы как физический факт означает: «Границы деятельности индивида прямо пропорциональны величине территории физического пространства и числа физических предметов, пользоваться которыми ему не дают». Например, заключенный несвободен, поскольку его пространство и средства ограничены. Но свобода остальных индивидов возрастает при заключении преступника в тюрьму. Они пользуются физическим пространством и предметами, недоступными заключенному. Свобода - это постоянная величина, которую можно только перераспределять, но не увеличивать и не уменьшать. Рабство одного человека увеличивает свободу другого: «Универсальное стремление к личной свободе есть игра с нулевым результатом». Нет смысла говорить о росте общей суммы свободы по мере социальной динамики. Проблема состоит в перераспределении свободы.

Г.Штейнер определяет свободу как физический факт, который не зависит от желаний: «Действие сводится к овладению определенными территориями физического пространства и обладанию определенными материальными предметами». Если субъект действует свободно, физические элементы действия принадлежат только ему, а не другим субъектам. Субъект есть собственник и распорядитель данного физического пространства и предметов. Если исключить действие законов физики, субъект определяет изменения предметов в данном пространстве. Он контролирует данное пространство и предметы, если может исключить физическую возможность их захвата и использования другими субъектами.

Концепция Штейнера отражает практику первичного индивидуального (группового) захвата участков земли и последующей колонизации целых территорий. Но полный физический контроль над ними (как условие свободы) недостижим. Чтобы гарантировать владение собственностью, устанавливается множество нефизических преград на пути возможных грабителей. Например, я свободен в своей квартире и могу не пускать в нее незваных гостей не потому, что физически сильнее всех. Моя свобода обусловлена рядом нефизических условий: я - собственник квартиры, права собственности установлены конституционно, их нарушение влечет наказание и т.д. Конечно, можно рассматривать субъекта как собственника в той мере, в которой другие физически не вмешиваются в его собственность. Если такое вмешательство имеет место, субъект не контролирует определенное количество физической материи и потому несвободен. Но физикалистская концепция свободы не учитывает влияние прав и законов на свободу. Если согласиться с идеей перераспределения свободы, то установленное право ограничивается законами, которые не устраняют физические барьеры свободы.

Однако вмешательство других индивидов влияет на свободу, поскольку меняет привлекательность определенных действий. Например, Ф.Хаек считает принуждение барьером свободы. Согласно Хаеку, термин свобода описывает связи людей, единственным нарушением которых является взаимное принуждение. Принуждение (а не права и законы) ограничивает свободу. Свобода - это независимость от произвола другого человека. При соблюдении законов как общих абстрактных правил, устанавливаемых независимо от способа применения, индивиды не подчиняются воле другого человека и потому свободны. Принуждение - это угроза нанесения вреда человеку. Если же закон ухудшает жизнь людей, нет принуждения, а есть свобода.

Ложность концепции Хаека определяется двумя обстоятельствами: 1. Неадекватной дефиницией принуждения. Хаек не признает конкуренцию барьером свободы. Однако один купец наносит вред другому, снижая цены, разоряя и ограничивая свободу конкурента. 2. Неубедительностью положения: закон есть условие, а не помеха свободы; закон не ограничивает свободу, поскольку индивид может предвидеть и избежать принуждения, скрытого в правовых нормах и запретах. Но предвидимое принуждение было и остается принуждением.

Р.Нозик проводит различие между шансами и угрозами, которые включают принуждение. Свобода всегда связана с принуждением. Угроза ведет к доминированию воли другого индивида. Вмешательство в выбор индивида нарушает, но не всегда ограничивает свободу. Например, нерациональный выбор индивида нельзя считать вмешательством, если он действует в соответствии со своими правами. Если же другие действуют согласно закону, а в итоге индивид вынужден делать выбор между голодом, воровством или государственной службой, государство принуждает индивида к труду. Государство увеличивает принуждение, поскольку власть на протяжении большей части истории воровала и увеличивала бедность честных людей.

Концепция свободы Нозика базируется на теории прав человека, согласно которой справедливые (соответствующие правам) действия не нарушают свободу. Главная проблема данной концепции свободы состоит в ее зависимости от неопределенной теории прав человека. Связь свободы со справедливостью лишает понятие свободы политического содержания: «Нозик считает понятие свободы моральной категорией, полагая, что нарушить ее могут только неправовые действия. Нозик игнорирует ситуации, при которых бедность и нищета вынуждают людей нарушать мораль. Нозик отбрасывает представление, согласно которому бедняки не могут быть свободны. Главный признак несвободы - нарушение прав, а не отсутствие выбора».

Д.Миллер показал, что этика свободы не отрицает ее физические и социальные барьеры. Например, свобода человека не уменьшается, если на его пути оказалась скала, хотя он не может идти ранее избранным путем. Свобода ограничивается, если барьеры создаются другие люди. В этом случае человек лишается не только физической, но и юридической свободы путешествий: «Важная проблема состоит в том, на кого возлагается ответственность. Ответ сводится к определению барьеров свободы. По сути, речь идет о проблеме, решение которой не может быть этически нейтральным».

Итак, согласно дефиниции Нозика морально оправданное вмешательство (для предотвращения большего зла) не ограничивает свободу и определяет справедливость. По его мнению, справедливость никогда не конкурирует со свободой. На деле морально оправданное вмешательство ограничивает свободу, а его справедливость всегда можно оспорить. Поэтому предлагаемое Нозиком определение границ свободы неудовлетворительно. Во многих случаях справедливость невозможна без подавления свободы. Например, передача права собственности по наследству (большинство людей так проявляет «заботу о детях») несправедлива. Она нарушает свободу тех, кто собственным трудом заработал или приобрел собственность по закону.

Описанные подходы фиксируют нерешенные проблемы построения непротиворечивой концепции свободы. АПФ разработала концепт сущностной спорности всех понятий политического языка и разрабатывает систему критериев (физических, насильственно-принудительных, экономических, правовых, этических, институциональных, гносеологических) для анализа феномена свободы. Суждения о свободе невозможно отделить от других проблем и оценок социальной теории. Понимание свободы как отсутствия препятствий и квалификация принуждения как предела свободы оставляет открытым вопрос: что считать принуждением? В этой связи Ролз пишет: «…свобода является определенной структурой институтов, определенной системой публичных правил, определяющих права и обязанности. В этом контексте личности свободны делать нечто, когда они свободны от определенных ограничений делать или не делать это, и когда их делание или неделание защищено от вмешательства со стороны других личностей. Если, например, мы рассмотрим свободу совести так, как ее определяет закон, то индивиды имеют эту основную свободу, когда они свободны преследовать свои моральные, философские или религиозные интересы без юридических ограничений, которые требуют от них заниматься или не заниматься какой-то определенной формой религиозной или другой практики, и когда у других индивидов есть юридическая обязанность не мешать им».

Итак, суть проблемы свободы - детальный анализ соотношения политических прав и обязанностей индивида. Любые ссылки на негативную, внутреннюю или позитивную свободу (гегелевская традиция толкования свободы) еще ничего не говорят о дескриптивных и нормативных аспектах свободы. Дескрипция предполагает описание множества барьеров свободы. Индивид обладает (не обладает) свободой в зависимости от способности их преодолеть. Нормативный аспект связан с вопросом: что считать барьером? Ответить на него невозможно без использования аргументов и оценок из состава различных теорий общества и морали. Политические идеологии предлагают разные концепции свободы. Но большинство определяет свободу как отсутствие препятствий, не вникая в тонкости проблемы.

Счастливые рабы и граждане

Традиционно либеральное общество считается реализацией негативной свободы. АПФ резко критикует либерализм и развивает республиканскую трактовку свободы. Cвобода - главная ценность либерализма, но либерализм не является философией свободного общества. АПФ отвергает идею Гоббса: в политическом обществе «…наибольшая свобода подданных проистекает из умолчания закона. Там, где суверен не предписал никаких правил, подданный свободен делать или не делать согласно своему собственному усмотрению». АПФ согласна с концепцией негативной свободы, но не считает закон кандалами свободы.

Республиканская трактовка свободы базируется на анализе положения счастливых рабов. Например, большинство американских негров, русских холопов, советских рабочих, колхозников, интеллигентов и номенклатурщиков, а также их современные наследники были и остаются рабами, поскольку имеют негативную свободу, но не бегут от своих хозяев. Положение рабов унизительно, поскольку их негативная свобода всегда зависит от воли господ или начальников. Безопасность рабов сомнительна, а свобода неустойчива. Этот момент зафиксировал Э.Берк в 1773 г. в споре с методистами, которые не желали принимать закон о свободе протестантских диссидентов. Методисты утверждали, что диссиденты обладают фактической свободой и не нуждаются в ее правовом закреплении. Берк называл такую свободу снисходительностью: «Снисходительность - это облегчение участи раба, а не определение свободы. Снисходительность - это состояние жизни рабов. Если бы я описывал рабство, то согласился бы с отвергающими его людьми: эта жизнь зависит от чужой воли, а не закона».

К.Скиннер тоже считает утрату свободы неизбежной при отсутствии законов: «По сути, такая свобода аналогична власти снисходительного господина. Эффективная гарантия индивидуальной свободы - наличие надлежащих социальных институтов активного самоуправления. Для достижения этой цели можно и нужно заставлять граждан выполнять публичные обязанности и поддерживать свободу, которая рушится при ее зависимости только от индивидов. Современные либералы стремится очистить политическую сцену от всех понятий, за исключением личного интереса и прав индивида. Поэтому либерализм угрожает правам и свободам одновременно».

Тезис Скиннера о свободе под защитой закона убедителен, поскольку подчеркивает контраст свободных людей и рабов. Но другие положения Скиннера (институты самоуправления защищают свободу посредством прав гражданина; либералы - враги свободы, поскольку подчеркивают права индивидов, а законы считают кандалами свободы) оспариваются. Нетрудно квалифицировать закон как необходимое условие свободы. Проблема в том, что трудно провести строгое различие между либеральной и республиканской трактовкой свободы.

Обе традиции политической мысли подчеркивают роль институтов контроля за политической властью (правопорядок, конституционное правление, разделение власти) для сохранения свободного общества. Но республиканцы и либералы по-разному понимают контроль. Республиканцы приписывают эту функцию правительству. Оно контролирует политические институты, способствующие политическому участию граждан и ответственности исполнительной власти. Республиканцы предлагают усилить государство ради повышения ответственности представительной и исполнительной власти и принуждения индивидов выполнять обязанности гражданина. Либералы отрицают политические институты как способ контроля власти. Политические институты не позволяют рассеять власть и реализовать социальное (а не политическое) разделение властей. Либералы признают необходимость институционального контроля, но считают концентрацию власти наибольшей угрозой свободы. Либеральный акцент на права и свободы индивида за счет гражданских обязанностей направлен на ограничение государственной власти путем сокращения сферы публичной политики. Причины такого сокращения связаны со свободой.

Первую причину описал Д.С.Милль. Власть преобразует активную и честную часть общества в клиентелу правительства. Всякое сосредоточение способных и талантливых людей во властно-управленческих структурах государства опасно. В итоге лучшая часть общества поглощается правительством. А в обществе почти не остается людей, способных не только критиковать, но и профессионально контролировать правительство. Для решения любых социальных вопросов требуется широта и непредвзятость ума. Рост государственной власти ослабляет публичную жизнь. Если радикализировать этот тезис, то лучше, чтобы на всех постах властно-управленческой иерархии государства были серые и бесталанные люди.

Вторая причина указана Э.Берком: «Государство должно ограничиться своими делами, а не совать нос в дела общества. Однако по мере нисхождения с государственного уровня на уровни провинций, приходов и частных хозяйств его власть падает. Властвующие не в состоянии выполнять обязанности нижних уровней, а если это им удается, они не достигают успеха на высшем уровне. Обычно властвующие не имеют никакого представления о том, что входит в сферу закона, а что регулируется обычным правом». По мере расширения прав государства оно все хуже поддерживает порядок и безопасность, необходимые для свободы. Рост функций государства ослабляет контроль общества над исполнительной властью.

Если эти аргументы истинны, свобода невозможна без институтов поддержки индивидуальных прав и свобод, тогда как для поддержки гражданских прав не нужны никакие особые институты. Но проблема истинности (ложности) данных аргументов принадлежит к социальной теории, в рамках которой возможны разные решения. Следовательно, решение проблемы свободы невозможно без опоры на множество социальных теорий. В любом случае сфера методологического и политического выбора определяется вопросом: почему государство ослабляет общество, все хуже обеспечивает порядок и безопасность людей и становится универсальным дилетантом?

Идеальный тип политики

Потому что государственные мужи в наибольшей степени реализуют негативную свободу и превращают политику в грязное дело. Впервые эта концепция сформулирована Макиавелли: князь не должен быть добрым; политика нарушает нормы морали. На этой основе кардинал А.Ришелье разработал концепт reason d’etat (государственный разум, принципы существования государства, государственные интересы), а О.Бисмарк и М.Вебер - принципы Realpolitik. Эта традиция на протяжении Х1Х-ХХ вв. стала господствующей и до сих пор влияет на политическую мысль и практику. АПФ полемизирует с указанной традицией политической мысли путем формулировки вопросов: только ли политика является грязным делом? кто превращает политику в грязное дело? почему в политике воплощается социальный хаос?

Всеобщность грязного дела. Начнем с факта: политика органически переплетена с человеческой подлостью. Это положение является частично эмпирическим. Из него не вытекает нормативная концепция политики (типа теории Макиавелли). Если определенная сфера человеческой практики аморальна, то естественная реакция людей - ее осуждение и изменение, а не приспособление. Если большинство людей считает политиков негодяями, это убеждение базируется на индивидуальном опыте и осуждении политической лжи. Если это убеждение истинно, возникают нормативные проблемы.

Возьмем преступный мир. С моральной точки зрения истинно положение Все преступники - негодяи. Между тем этический кодекс вора в законе считает ложной общую мораль. Некоторые преступники любвеобильны (обожают своих мамаш, котов и псов) и выступают в роли благородных разбойников. Разумеется, хорошо бы было при всеобщем соблюдении законов. Неизвестно, как это сделать. Некоторые ученые считают преступность постоянной характеристикой общества. А органы правопорядка многих стран (включая Россию) стремятся не столько бороться с преступным миром, сколько контролировать его. Такая политика не имеет ничего общего с аристотелевской традицией понимания политики как необходимого элемента достойной жизни.

Аристотель подчеркивал: «в наилучшем государстве добродетель государственного мужа и добродетель гражданина должны быть тождественны». Согласно Аристотелю, политика - главное средство достижения эвдемонии. Только государственный муж может достичь высшей добродетели. Нетрудно доказать, что Аристотель преувеличил значение государственных мужей. Но нельзя отрицать, что норма единства добродетелей государственного мужа и гражданина тождественна отсутствию преступлений. В этом случае политика становится необходимым средством достижения социального здоровья, комфорта, справедливости, воспитания и образования как элементов достойной жизни. Значит, есть принципиальное различие между политикой и уголовной преступностью. Идея роковой испорченности всех политиков сомнительна. Если политики здесь и сейчас, повсюду и всегда - негодяи, то сама природа политики связана с нарушением моральных норм. Отсюда вытекает реляционная истинность положения Все политики - негодяи. Если аморализм - свойство политики, она требует от политиков аморального поведения. Отсюда вытекает внутренний конфликт общей морали.

Для анализа данного конфликта АПФ вводит различие аморального поведения как естественного следствия социального бытия и как элемента политической деятельности. Второй вид поведения входит в политическую этику, которая противостоит общей морали и учитывает специфические свойства политики. Проблема смещается к сопоставлению политической этики с другими видами профессиональной этики.

Моральная рефлексия обычно приспособлена к среде и контексту. Набор социальных ролей модифицирует права, обязанности, ответственность, власть и права индивидов. Например, большинство граждан не имеют права ношения оружия, а милиционеры его имеют. Причины разрешения не требуют особого разъяснения, хотя милиционеры злоупотребляют данным правом и совершают преступления. Лесничий имеет право рубить деревья, хотя остальным гражданам это запрещается. Указанные права и обязанности не нарушают общую мораль. Их необходимость определяется потребностями повседневной жизни. При особых условиях граждане без труда выполняют роли (включая права и обязанности) милиционеров и лесничих. Между сферами должного и сущего всех запретов и разрешений всегда существует дистанция. Таково общее свойство цивилизации.

Является ли профессия политика столь специфичной, что ее ролевая и профессиональная этика неизбежно порождает аморализм? Вначале отметим, что большинство социальных сфер (наука, церковь, право, промышленность, торговля и даже семья) обладают политическим измерением и включают политические роли. По сравнению с целями перечисленных сфер цель политики является менее определенной. Либералы считают общее благо главной целью политики. Но эта цель дискуссионна, поскольку из политики невозможно вывести конкретные нормы морали. В этом смысле политика напоминает медицину. Медицина базируется на посылке: ради сохранения здоровья и излечения болезней населения врачам предоставляются особые права и обязанности, хотя они остаются предметом спора. В современной медицине существует тенденция переложить ответственность врача на пациента (так, перед операцией требуется подписка пациента или близких о согласии с любым исходом). Не исключено, что медики заимствовали эту норму у политиков, которые, правда, никогда не спрашивали согласия у своих подданных на жизнь или смерть… По крайней мере, любая профессиональная этика включает полемику о частностях.

Но проблема осложняется, если грязное дело считается необходимостью. Например: врач рекомендует девушкам-школьницам применять противозачаточные средства после достижения половой зрелости. Он руководствуется при этом медицинской этикой и не советуется с родителями. Такой императив медицинской этики не противостоит общей морали, хотя всегда возможны конфликты профессиональной этики и общей морали. Но они не являются случаями пат-зависимости - моральной дилеммы, не имеющей рационального решения: «Процесс пат-зависимости в определенных ситуациях может привести к стабильному равновесию, однако характерные черты этого равновесия отчасти являются функцией последовательности действий или побочными результатами, полученными в ходе достижения равновесия… Завершение процесса определяется тем, как он был начат».

Вернусь и я к началу. Теоретическое обоснование конфликта морали и политики дал Макиавелли. Вслед за ним сторонники reason d’etat и Realpolitik утверждают: политики имеют право лгать, предавать и убивать людей именно потому, что являются политиками, хотя эти действия нарушают общую мораль. Однако Макиавелли не формулировал свою позицию таким образом. Он лишь доказывал, что поведение государственных мужей и граждан определяется языческой моралью, которая воплощена в современном государстве и выступает под прикрытием христианства. Например, он писал: «Пусть даже государи не опасаются обвинений в тех недостатках, без которых тяжело сохранить власть, ведь, вникнув, мы обнаружим много того, что на первый взгляд кажется достоинством, а на самом деле губительно для государя, и наоборот: что кажется недостатком, в действительности приносит государю благополучие и безопасность». В данном случае упоминание «того, что на первый взгляд кажется достоинством» (т.е. человеческих иллюзий) позволяет согласовать позицию Макиавелли с доминированием морали в комплексе оснований действия. Но для этого надо полностью изменить (или отвергнуть) христианскую мораль и современное государство.

Однако эта перспектива остается неопределенной: «С точки зрения человеческой склонности полагать мораль некой целостностью, которая доминирует над другими основаниями действия, существуют две основных формулировки положения о политике как грязном деле: иногда политические соображения выше требований морали; мораль находится в постоянном внутреннем споре сама с собой, поскольку необходимые для политики достоинства противоречат обычным (приватным) добродетелям. Третья позиция не формулирует положение о политике как грязном деле, а пытается обойти неприятные последствия конфронтации данного положения с моралью. Эта позиция выражается в постулате: разрыв повседневной и политической морали мним, поскольку обе сферы руководствуются общим моральным принципом пользы». Итак, проблема соотношения морали и политики допускает три решения: политика выше морали; политика противостоит частным добродетелям; политика и мораль базируются на принципе пользы.

Независимо от выбора одного решения остается вопрос: является ли только политика грязным делом? В любом случае трактовка политики как грязного дела выходит за рамки ее узкого (как Beruf в Веберовском смысле слова) и широкого (как res publica) понимания. Иногда соблюдение моральных норм в политике порождает столь катастрофичные последствия, что надо отбросить требования морали. Но то же самое можно обнаружить в сфере частной жизни. Например, жители городских трущоб и заключенные стоят перед тем же выбором. Трущобы и тюрьма не способствуют тщательному анализу аргументов и порождают множество мотивов нарушения морали. Значит, грязное дело не ограничивается политикой, но есть веские причины считать ее идеальным типом грязного дела.

Самообожествление государства

Макиавелли утверждал: главная причина аморального поведения политика - невозможность рассчитывать на моральное поведение людей, с которыми приходится взаимодействовать. Соблюдение норм морали угрожает его самосохранению. Но в аналогичной ситуации находятся все индивиды, которые живут в условиях большей или меньшей моральной изоляции. Т.Гоббс объяснил такую изоляцию, полагая самосохранение индивида главной моральной ценностью. Законы естественного состояния определяют основные ценности морального кодекса. Однако люди обязаны соблюдать законы природы, но останутся в дураках при одностороннем соблюдении норм морали. Истинность этого положения не ограничивается политикой, а является главной характеристикой естественного состояния.

Гоббс считал сотрудничество людей основанием морали. При его отсутствии каждый человек может применять обман и насилие. Х.Сиджуик развил идею Гоббса и показал: международные отношения государств тождественны естественному состоянию и полностью соответствует определению политики как грязного дела. Моральная изоляция освобождает индивидов и государства от обязательств: «…обещания никого не обязывают в правовом государстве, если они есть продукт нелегитимного насилия. Но их вынуждены соблюдать побежденные жертвы несправедливой войны». Однако истинность (ложность) тезиса о моральной изоляции индивида зависит от меры конвенциональности морали. Этикет предписывает скрывать истинные чувства при виде незваного гостя. Значит, норма любезности культивирует лицемерие (приятную ложь), а правду считает хамством. Если большинство не соблюдает принципы морали и угрожает самосохранению индивида, он тоже не обязан их соблюдать.

Например, действия сыщиков против преступников в мирное время и тайные действия одних государств против других во время войны (шпионаж, диверсии, дезинформация) тождественны, поскольку государства ведут эти действия и в мирное время. Отсюда вытекает феномен всеобщего абсурда: «Секретная война повторяет абсурд реальной войны». Обман и насилие - главная характеристика дипломатических и военных ведомств и спецслужб в явных и тайных операциях против других государств. Значит, уголовные преступники и члены государственных аппаратов всех государств не имеют права жаловаться на нарушения морали, поскольку сами культивируют такие нарушения. Поэтому мораль не исчерпывается самосохранением. Главные государственные институты усиливают моральную изоляцию индивидов и обосновывают нарушения морали. Вытекающие отсюда действия образуют причины и следствия политики обхода моральных запретов. Рассмотрим некоторые из них.

Нормы трудолюбия, честности, прямоты и справедливости универсальны даже в условиях всеобщей лени, лжи, лицемерия и несправедливости. Перефразируя М.Фуко, их соблюдение не является безумием, поскольку в противном случае общество распадется. Индивид, соблюдающий эти нормы вопреки обстоятельствам, обретает социальную ценность. Он ведет борьбу даже в безнадежных обстоятельствах, не рассчитывая на победу. Таков идеал мужества. Тогда как мемуары политиков, дипломатов, сотрудников спецслужб позволяют заключить: в мире профессиональных политиков господствуют эмоциональная глухота, самообман, шизофрения, примитивная политическая культура. Все правительства культивируют обход морали во внешней и внутренней политике, при финансировании партий и избирательных кампаний. Большинство индивидов и социальных групп следуют этому примеру. Таковы социальные следствия аморальной политики.

Ее главное гносеологическое следствие - квалификация государства как единственного субъекта политической деятельности и мысли, приписывание ему исключительной роли за счет ограничения прав индивида. Ректор Тюбингенского университета Г.Румелин выразил эту идею уже в 1875 г.: «Государство самодостаточно. Самообожествление - предустановленная обязанность государства. Высшим принципом всякой политики является эгоизм - культивирование и развитие силы и благосостояния государства». Государственный эгоизм - носитель социальных эпидемий хуже чумы. Для противодействия ему социальные группы, корпорации, политические партии, госаппарат добиваются самосохранения при любых обстоятельствах. Это способствует распространению в обществе циничного отношения к политикам и политической жизни в целом. И негативно влияет на достижение социальных благ посредством политики.

Так возникает неизбежный конфликт между гипотетическими нормами грязного дела и моральным базисом демократии. Макиавелли требовал от политика соблюдения мнимой добродетели для маскировки реального аморализма. Исторический опыт показал, что государство превращает аморальные поступки властвующих в государственную тайну. Такая тайна нарушает общую мораль, деформирует демократические идеалы и тоже вызывает циничное отношение к политическому процессу. Реальные свойства политиков противоречат нормам демократической открытости и ответственности. Ни одно демократическое государство не смогло изменить эти причины и следствия. Поэтому политика как грязное дело сохраняется и при демократии.

Компромисс и компрометация

Под влиянием социального хаоса (естественного состояния - в терминологии ХVII в.), закрепленного в существовании государств, происходит вырождение моральных идеалов. Большинство людей игнорируют идеалы по причине их недостижимости или чрезмерных усилий по достижению. Поэтому социальная реальность лишь частично соответствует норме справедливости. Так возникает еще одна дилемма: политики пренебрегают нормами морали, а моралисты - политическими и социальными реалиями. Для ее решения требуется компромисс. Он постоянно возникает при любом сотрудничестве, а не только в политике. Компромисс позволяет делать res publica при противоположных целях, ценностях и идеалах участников. Речь идет о реализации таких интересов, когда люди используют сотрудничество ради достижения общих целей, временно или постоянно отказываясь от собственных целей. Такой компромисс противоречит морали. При отказе от идеалов нанесенный политикой социальный вред обладает моральным содержанием. Например, ради экономической стабильности политик отказывается реформировать здравоохранение или налоговую систему для достижения большей социальной справедливости. В итоге политика - это постоянное нанесение вреда обществу, ответственность за который пока не установлена. Переоценка идеалов ведет к тому, что самосохранение отдельных политиков, политических структур и целых государств преобразуется в главную цель.

На этой основе возникает политический прагматизм. Идеалы всегда можно изменить, отложить и отвергнуть. А компромиссы ведут политика к потере целей, во имя которых требуется самосохранение. Однако моральные нормы - элемент индивидуального характера. Здесь всякая торговля есть компрометация идеалов, а не компромисс. Компрометация всегда и везде имеет негативный смысл. Поэтому нормы грязного дела являются ложными.

Нередко политик желает освободиться от морального болота чужого и своего выбора, поскольку он всегда инициирует аморальные действия или вынужден отвечать за аморальные действия предшественника. Например, политик убежден, что его страна ведет несправедливую войну. Но в качестве нового президента не может прекратить ее сразу - немедленная капитуляция или прекращение войны наносит вред государству. Постепенный вывод войск позволяет избежать опасности, хотя политик вынужден по-прежнему заниматься массовым убийством - вести несправедливую войну. Что лучше или хуже - наносить вред обществу или государству?

Для ответа АПФ предлагает так сформулировать проблему ответственности, чтобы политик всегда отвечал за аморальные поступки независимо от выбора политического действия. В этом смысле свобода политика не является негативной (как полагает конвенциональная этика), а находится в рамках обычного морального дискурса. Отсюда следует, что политика не имеет преимущества над моралью.

Д.Томпсон предложил обсуждать внешнюю и внутреннюю политику всех государств как проблему множества грязных анонимных дел, порождаемых государственными аппаратами. Такая политика порождает следствия, которые всегда запутывают или снимают вопрос о персональной ответственности за любой результат. Показательный пример - роль советников и экспертов. Они обычно не знают целей, для достижения которых используется их знание, и не желают нести ответственность за результаты политических решений. Типичный юрист, бухгалтер, военный, ученый, политтехнолог, имиджмейкер, спичрайтер и т.п. рассуждает следующим образом: «Мне платят за профессиональное знание. Я должен приносить работодателю пользу, независимо от способа применения знания».

На первый взгляд, советники и эксперты следуют рецепту Макиавелли: цель оправдывает средства. Однако они не желают обсуждать саму проблему политических целей, для достижения которых используется профессиональное знание, и ограничиваются обсуждением средств. Такое поведение ведет к тому, что отказ от моральной ответственности стал общей характеристикой цивилизации и порождает многочисленные политические и социальные угрозы. Проиллюстрирую их лишь одним свежим примером, хотя их можно привести миллион.

Знание экологической ситуации в России необходимо для превращения страны в правовое государство. Однако «дело Никитина» (который по материалам открытой печати собрал данные об экологической обстановке в Баренцевом море, а ему за это инкримировали шпионаж) показало, что сотрудники ФСБ противодействуют экологической безопасности: «За получение экологической информации неизбежно приходится бороться. Государство пытается скрыть от общества данные (законодательно доступные!) об угрожающем состоянии окружающей среды, когда это связано с деятельностью государственных структур, а у государства нет ни желания, ни средств на ее улучшение. Преследование экологов как шпионов и раскрывателей государственной тайны используется ФСБ не для укрепления экологической безопасности России, а ради продвижения по службе».

Ст.7 Закона «О государственной тайне» 1993 г. устанавливает: «Не подлежат засекречиванию сведения о чрезвычайных происшествиях и катастрофах, угрожающих безопасности и здоровью граждан, и их последствиях, а также о состоянии экологии». ФСБ под предлогом безопасности предлагает помощь экологическим службам. Если лица или ведомства отказываются от таких услуг, ФСБ устанавливает за ними наблюдение, прослушивание телефонов, квалифицирует обсуждение экологических проблем как целенаправленные действия по сбору информации, составляющей государственную тайну. Прокуратура по обращению ФСБ сразу подписывает ордеры на арест. Проверочные мероприятия растягиваются на многие недели, чтобы сломать человека. ФСБ пренебрегает международными решениями по экологическим вопросам: «Законы в стране издавна применяются сугубо избирательно и пишутся не для спецслужб». Эти службы опираются на советскую традицию доносов (80% уголовных дел возбуждались ЧК-ГПУ-НКВД по доносам верноподданных).

По активности затопленных радиоактивных отходов СССР в два раза превзошел страны, проектировавшие захоронения в морях. Баренцево море сделали свалкой. Причастные к ее созданию лица и структуры получили средства на ликвидацию отходов, но потратили их не по назначению. Для сокрытия этого факта Минобороны, Минатом, РАН и ФСБ использовали жупел государственной тайны: «…секретность - это такой забор, за каким можно спрятать собственную бездарность, невежество и преступления. Секретность - это инструмент, с помощью которого можно уйти от ответственности, устранить конкурентов, получить новые должности и звания… У чекистов остался инстинкт, заложенный в сталинские времена».

Пренебрежение истиной - составная часть этого инстинкта, который распространяется на вопросы внешней и внутренней политики. По делам, вызывающим интерес за рубежом, российский МИД рассылает в посольства ложные справки, подготовленные ФСБ. Допуск к секретным документам и сведениям не отражает заботу о сохранении государственной тайны, а является ритуалом приобщения к доверенным лицам, согласным играть по правилам КГБ-ФСБ, которые привыкли владеть монополией на информацию. Ведомственные эксперты не препятствуют такой монополии. Нечеткость и несовершенство законов, зависимость экспертов от ФСБ дают чекистам возможность творить произвол.

Правовой основой обвинения служили секретные перечни, утвержденные приказами министра обороны, что противоречит Конституции России. Согласно закону, руководители ведомств могут лишь конкретизировать, классифицировать и устанавливать степень секретности сведений, которые законом отнесены к государственной тайне. Сами же ничего относить к государственной тайне не могут. Фактически перечни Минобороны относят к государственной тайне сведения, не предусмотренные законом.

Дело Никитина показало, что органы следствия и прокуратуры не заинтересованы в установлении истины, а ждут изменений внутренней ситуации страны, новых веяний сверху и негативно влияют на другие государственные органы. Большинство граждан и экологических организаций проявили безразличие к делу Никитина, что свидетельствует о подконтрольности данных организаций другим структурам. К общественному мнению российская власть безразлична, спецслужбы оказывают давление на СМИ, а научные учреждения холуйствуют перед властью: «Наша наука является второй сестрой той профессии, которую мы называем древнейшей».

Выводы

На поставленный в начале статьи вопрос можно ответить положительно. АПФ не только отвергает концепцию позитивной свободы, но и формулирует ряд принципиальных положений: права человека не могут быть основанием свободы; требуется детальный анализ всех барьеров свободы; квалификация государства как субъекта негативной свободы (суверенитета) наносит вред обществу. Намного продуктивнее понимать все направления внешней и внутренней политики и управления государством как грязное анонимное дело. При этом надо обойти тупик фактуально-статистического анализа, который полагает объективными условия, порождающие грязное дело в виде отказа от моральной ответственности. На деле контекст политической жизни есть объект моральной рефлексии и структурных изменений. Истинность этого положения тем выше, чем больше контекст создает мнимую потребность в грязном анонимном деле. Обычно политики говорят о необходимости пачкать руки. Так они выражают презрение к индивидам, которые не желают этим заниматься. В итоге моральная рефлексия подавляется, а мнимая необходимость кажется глобальной и вечной.

Макиавеллистский дискурс ставит мораль в положение защищающейся стороны. Возникает иллюзия: только в конфликте с политикой мораль обретает самостоятельное бытие и выполняет роль запрета или проблемы. Однако мораль была и остается динамичной силой политических изменений. АПФ дает возможность так переосмыслить понятие политического дискурса, чтобы в нем фиксировалось многообразные аспекты поставленной проблемы.
легкомысленно вне форума   Ответить с цитированием
Ответ

Опции темы
Опции просмотра

Ваши права в разделе
Вы не можете создавать новые темы
Вы не можете отвечать в темах
Вы не можете прикреплять вложения
Вы не можете редактировать свои сообщения

BB коды Вкл.
Смайлы Вкл.
[IMG] код Вкл.
HTML код Выкл.

Быстрый переход


Текущее время: 18:45. Часовой пояс GMT +4.



Реклама:


Перевод: zCarot