Около месяца назад рядом публикаций (но не моей) была отмечена столетняя годовщина депортации из США большой группы анархистов и социалистов российского происхождения. Сегодня – дата другого столетнего юбилея, связанного с этой группой. 19 января 1920 года 249 депортированных перешли финско-советскую границу в районе станции Белоостров под Петроградом.
Прибывших «американцев» встретила делегация во главе с секретарем Петроградского комитета РКП(б) Сергеем Зориным. Был проведен митинг, после которого все отправились в Петроград. И тут оказалось, что петроградские власти поспешили: из Москвы была получена телеграмма Совнаркома РСФСР, согласно которой разрешение на переход границы давалось только троим депортированным: имевшим на то время всемирную известность анархистам Александру Беркману, Эмме Голдман и Петру Бианки. Причина понятна: подавляющее большинство прибывших (180 человек) принадлежали к анархистам, которые и так уже заполнили «революционные» тюрьмы Советской России. Недолго думая, «американцев» арестовали – всех, кроме названной Совнаркомом троицы. Лишь в результате протестов Беркмана, Голдман и Бианки арестованные были вскоре освобождены.
На митинге в Белоострове Беркман говорил: «С сегодняшнего дня мы все едины (…) в святом деле революции, едины в ее защите, едины в нашей общей цели свободы и блага народа. Социалисты или анархисты – наши теоретические разногласия остаются позади. Сейчас мы все революционеры и плечом к плечу будем стоять вместе, чтобы бороться и работать во имя освободительной революции». Наивность этих утверждений стала понятна ему самому уже в ближайшие месяцы: никакого единства ни с кем большевики не хотели. Многие и многие «американцы», сохранившие верность своим убеждениям, уже с осени 1920 года начали свой крестный путь по тюрьмам и концлагерям.
В декабре 1921 года Беркман и Голдман были вынуждены уехать из России.
Петр Бианки вскоре вступил в РКП(б) и в дальнейшем работал в партийных и хозяйственных организациях, стараясь не вспоминать о былой принадлежности к анархистам. В марте 1930 его убили восставшие против сталинского «социализма» сибирские крестьяне.
Сергей Зорин, как положено настоящему большевику, был обвинен в целом букете разнообразных контрреволюционных преступлений и расстрелян в 1937.
= = = = = = = = = =
В тот же день 19 января 1920 года в Нью-Йорке вышел первый номер газеты «Американские известия» (1920-1924), «органа русских профессиональных и культурно-просветительных организаций Соединенных Штатов и Канады». Основанная как беспартийное издание Исполкома российского общеколониального съезда в Соединенных Штатах и Канаде, уже в июне 1920 газета фактически стала органом анархистов-синдикалистов. Выходила еженедельно и ежедневно тиражом 3 тысячи экземпляров. Главными редакторами были меньшевик И.Л. Дурмашкин (1920), анархисты К.Ф. Гордиенко (1920-1921) и М.И. Рубежанин (1921-1924). Типография и редакция газеты подвергались нападениям со стороны полиции и американских коммунистов. После выхода 506-го номера в конце 1924 «Американские известия» объединились с анархо-коммунистическим изданием «Волна», положив начало новой газете «Рассвет».
Девяносто лет со дня смерти Сергея Алексеевича Агафонова (1883-1930).
Сергей Агафонов (рев. псевдонимы «Стенька», «Сенька», «Мартовский») родился в Арзамасе Нижегородской губернии. В молодости работал помощником лесничего в Нижегородской губернии. Уже в это время вступил в ПСР, в 1901 году. В 1905 был призван на воинскую службу, которую проходил в Москве во 2-м гренадерском Рязанском полку. Участвовал в солдатским восстании 2-4 декабря 1905, ставшем прологом Декабрьскому вооруженному восстанию в Москве. При его подавлении был арестован, в апреле 1906 приговорен к бессрочной каторге.
По пути в сибирские каторжные тюрьмы Агафонов бежал и с этого времени находился на нелегальном положении. Около года он работал в военных организациях эсеров и эсеров-максималистов в Москве и Твери, а к весне 1907 оказался в Севастополе, где был инструктором боевой дружины при Севастопольском комитете ПСР.
В марте 1907 года севастопольские боевики заявили о разрыве с ПСР и присоединении к анархистам-коммунистам, образовав Севастопольскую революционную боевую дружину «Свобода внутри нас» (СБРД). Ее руководителями стали известный позже «неонигилист» Андрей Андреев (1882-1962), фермер Карл Штальберг (ок. 1866 – 1908), которого наверняка помнят все, кто читал савинковские «Воспоминания террориста», и Сергей Агафонов, – самый «неизвестный» из этой троицы. В составе группы «Свобода внутри нас» Агафонов руководил лабораторией по изготовлению бомб, готовил боевые акты, в т.ч. самый известный акт севастопольских анархистов – вооруженное освобождение двадцати одного политзаключенного Севастопольской тюрьмы, совершенное в ночь на 15 июня 1907 года.
Агафонов был арестован уже в июле 1907 года при ликвидации лаборатории. Группа «Свобода внутри нас» продолжала активную деятельность в Крыму и Киеве до февраля 1908, но в конце концов все ее члены также были арестованы либо погибли. Процесс по делу «Свободы внутри нас» прошел в военном суде в Севастополе 11-12.12.1908, Агафонов был приговорен к бессрочной каторге. Наказание отбывал в тюрьмах Севастополя, Самары и Николаева вплоть до Февральской революции.
Сведения об Агафонове после 1917 года очень скудны. Он состоял членом Всесоюзного общества политкаторжан и ссыльнопоселенцев, в начале 1920-х жил в Москве, а к концу 1920-х – в Хабаровске, где работал заведующим лесным отделом Дальлесхоза и лесторга.
9 мая 1929 года Агафонов был арестован Экономическим отделом ОГПУ по обвинению в шпионаже в пользу Японии. Подробности дела лично мне остаются не известными. Следствие шло около восьми месяцев, Агафонов был приговорен к расстрелу и казнен в Хабаровске 24 января 1930 года.
«Большевики - злейшие враги революции»: харьковские чекисты против анархистов.
С разгромом Деникина и приходом Красной армии зимой 1919-1920 гг. в Украине была восстановлена власть большевистской партии. Руководство РКП(б) и КП(б)У извлекло уроки из опыта предыдущего года и, как говорилось в приказе Реввоенсовета Республики от 11 декабря 1919 г., приняло «ряд мер, которые исключили бы возможность повторения тех явлений, которые погубили Советскую Украину в прошлый раз». Эти меры сводились к ликвидации «партизанщины», прежде всего Махновщины, и полному разоружению сельского населения. Из претензии на обладание «единственно верным учением» логично следовал отказ большевиков от любого диалога с обществом или хотя бы с теми рабоче-крестьянскими массами, от имени которых они правили. Обеспечить устойчивость такому режиму можно было лишь подавлением и уничтожением любой оппозиции, прежде всего – располагающей вооруженной силой.
К концу января 1920 года могло показаться, что задача, сформулированная в приказе РВСР, выполнена. Разоружение и расформирование повстанческих отрядов было завершено, причем обошлось без серьезных инцидентов. Махновская Революционно-повстанческая армия Украины (РПАУ), главная угроза большевикам на Левобережье, прекратила существование. Екатеринославщина, Северная Таврия и Донбасс были заполнены красноармейскими частями, систематически проводившими обыски и операции по изъятию оружия. Правда, сам Махно и многие из его ближайших товарищей смогли скрыться и избежать «сурового пролетарского возмездия», но их поимка могла считаться делом ближайшего времени.
Пришло время обратить внимание на город. На легализовавшиеся после ухода белых организации социалистов и анархистов. Первый удар был нанесен по анархистам, тесно связанным с махновским повстанчеством, достаточно многочисленным и пользовавшимся заметным влиянием в промышленных центрах Украины, включая ее советскую столицу Харьков.
Со времени создания Конфедерации анархических организаций Украины «Набат» (КАУ) Харьков был одним из главных центров ее деятельности. Во времена «первой» советской власти (январь-июнь 1919 г.) харьковские «набатовцы» имели свои клубы и издательство «Вольное братство», выпускали газету «Харьковский набат» и серию книг «Научно-анархическая библиотека»; их оплотом являлся Харьковский паровозостроительный завод. С приходом деникинцев анархисты ушли в подполье и, действуя в тесной связи с большевиками и левыми эсерами, вели пропагандистскую и боевую деятельность против белых.
Харьковская федерация анархистов «Набат» вышла из подполья 12 декабря 1919 года, с возвращением красных. Вскоре был открыт анархический клуб, воссозданы издательство и книжный магазин «Вольное братство»; клубом заведовал один из старейших в Украине анархистов Ефим Ярчук, издательством – 25-летний Семен (Сеня) Флешин. Выпуском брошюры «Как надо устроить крестьянское хозяйство и как нам следует устроить вольную жизнь» «набатовцы» начали новую пропагандистскую кампанию. Ее результаты сказались уже в январе 1920-го, когда к анархистам перешли группа харьковских эсеров-максималистов и остатки разогнанного чекистами Главного украинского комитета революционных коммунистов.
Возобновление анархической деятельности сразу встретило противодействие со стороны советских властей. В организацию были внедрены чекистские агенты. В декабре 1919-го КАУ было отказано в выпуске печатного органа. В вопросе о печати многое зависело от местной ситуации. Например, в соседнем Екатеринославе анархистам дали разрешение на издание одного номера газеты «Екатеринославский набат», чтобы «удержать их от ухода в подполье». В Харькове сложилось по-другому. В ближайшее время начались и первые аресты анархистов Харькова, в частности, 10 января был задержан Сеня Флешин. Но никакие обвинения ему не предъявлялись, и через девять дней, после угрозы начать голодовку, он был освобожден. Пока преследования носили эпизодический характер. Для серьезных гонений на такую известную и влиятельную революционную организацию, как КАУ, требовался серьезный же повод.
В качестве повода было выбрано обвинение в причастности анархистов к уголовному бандитизму. Как в Москве в апреле 1918 года. Расчет был прост: Харьков действительно страдал от множества налетчиков, за анархистами с царских времен закрепилась репутация «экспроприаторов», – значит, возложить на них всю ответственность за преступность будет легко. Как писал видный чекистский работник Семен Дукельский: «После возвращения Советской власти на Украину, Харьков представлял собой очаг бандитского разгула. Экспроприации советских учреждений и продовольственных складов, налеты с убийствами на частные квартиры и терроризирование мирного населения носили эпидемический характер, нарушая всякую возможность осуществления советского строительства. Если верховное руководство и организация повстанческих комитетов и бандитских шаек в украинских селах осуществлялась Петлюрой и его сподвижниками, украинскими социалистами-революционерами, то роль руководителей городского бандитизма взяла на себя другая “революционная” партия – анархисты».
Операция началась 30 января 1920 года. По словам Дукельского, «первыми были арестованы Давид Коган, Аким, Ян, Карл Капостин, Самуил и Садовский, у которых было отобрано огромное количество винтовок, револьверов и бомб». Через несколько часов в одном из домов по Военной улице были задержаны участники «собрания анархо-бандитов», оказавшие чекистам вооруженное сопротивление. В перестрелке были убиты Николай Масальский и Иван Креницкий, сумел скрыться Андрей Португалец, остальные 16 человек были арестованы. Среди них оказались активные участники харьковского «набатовского» подполья времен деникинщины Виктор Удалой, Анатолий Аверьянов, Степан Бондаренко и другие. Неожиданно среди арестованных обнаружился начальник караула Народного банка Константин Рыковский, а при его обыске нашелся план помещения банка. Из этого был сделан логичный вывод, что анархисты и Рыковский обсуждали план крупного ограбления.
В последующие дни аресты продолжались. Уже утром 31 января был взят Андрей Португалец, зачем-то вернувшийся в свою квартиру, и боевик Яков Сухорукий. В первых числах февраля арестованы Анатолий Горелик, бывший секретарь Харьковского «Набата» Иван Карташов, известные «неонигилисты», как они себя называли, супруги Андрей Андреев и Зора Гандлевская, лидеры группы анархистов на Паровозостроительном заводе братья Григорий и Федор Цесники и многие другие «набатовские» активисты.
В некоторых случаях попытки задержаний приводили к настоящим сражениям с чекистами. Так, бывший махновский командир и участник Московской организации анархистов подполья Даниил Бондаренко и его товарищ, некий Дурно, при аресте в конспиративной квартире на Новониколаевской улице бросили несколько бомб, затем выбили оконную раму и прорвались из окружения; их снова обнаружили и арестовали через два дня. При ликвидации «крупной шайки Шурки Ростовского» ее глава, «войдя в квартиру и увидев засаду, открыл стрельбу по ней, тяжело ранил одного из сотрудников цупчрезкома и успел скрыться через проходной двор». Боевик Петр Гринкевич, «явившийся на предполагавшееся собрание шайки на Кузинском мосту, погиб от разорвавшейся в его руках бомбы, которую он намеревался бросить в разведку цупчрезкома».
В целом операция против харьковских анархистов далась чекистам дорогой ценой и растянулась во времени. Повторить московский сценарий 1918 года, когда для ликвидации анархических организаций хватило нескольких часов, не удалось. Но гораздо важнее было другое. Собранного при арестах и обысках материала оказалось недостаточно для обвинения анархистов в преступной деятельности. Удалось установить лишь один факт: вооруженное ограбление союза кооперативов «Поюр» 29 декабря 1919 года действительно совершила группа анархистов во главе с Виктором Удалым, Даниилом Бондаренко и убитым Масальским. Имелись основания полагать что эта же экспроприаторская группа готовила налеты на Народный банк и управление Северо-донецких железных дорог. Возможно, еще одной жертвой боевого крыла «набатовцев» должен был стать видный большевистский деятель Павел Кин. По словам Дукельского, «подготовлялось нападение на направлявшегося в Одессу председателя губревкома т. Кина, везшего с собой крупную сумму денег». Но это утверждение выглядит странно: ко времени начала операции против анархистов Одесса оставалась под контролем деникинцев, а отправка Кина в Одессу произошла уже после арестов харьковских боевиков.
Из-за отсутствия улик с середины февраля 1920-го чекисты начали выпускать арестованных. В числе первых добились освобождения Андреев и Гандлевская, объявившие сухую голодовку, за ними последовали Горелик, Цесники и другие анархисты. Возможно, несколько человек были приговорены к расстрелу. Во всяком случае, сведениями о дальнейшей судьбе Виктора Удалого, уличенного в организации ограбления кооператива «Поюр», мы не располагаем. Но вот загадка: Даниил Бондаренко, второй организатор того же «экса», вскоре оказался на свободе. Он вернулся в Махновское движение и с лета 1920-го командовал пехотным полком РПАУ в кампаниях против красных. Что касается «набатовской» организации в целом, – если целью репрессий конца января 1920 года был ее разгром, то операцию чекистов следует считать провалившейся. Организация не просто сохранилась, но предприняла шаги по своему укреплению: уже в феврале 1920-го в Харькове прошел нелегальный Второй съезд КАУ.
В последующие месяцы чекисты сменили тактику по отношению к анархистам, отказавшись от массовых арестов и «выдавливанию в подполье». Анархисты вроде бы имели возможность действовать легально, но в любой момент тот или иной активный «набатовец» мог оказаться за решеткой. Аресты проводились бессистемно, часто – без предъявления обвинений, почти всегда оканчивались освобождением через несколько дней, – и тем самым создавали в анархической среде атмосферу выматывающей нервозности. Об этом говорил секретарь КАУ Иосиф Готман, встретившийся летом 1920-го с приехавшим в Украину видным деятелем международного анархического движения Александром Беркманом: «Мы никогда не знаем, что [большевики] будут с нами делать. В один день они нас арестовывают и закрывают наш клуб и книжный магазин, в других случаях они нас не трогают. Мы никогда не чувствуем себя в безопасности, они держат нас под постоянным наблюдением. В этом они имеют огромное преимущество перед белыми; при последних мы могли работать в подполье, но коммунисты знают почти каждого из нас в лицо, потому что мы всегда стояли с ними плечом к плечу против контрреволюции».
В том же разговоре Готмана и Беркмана прозвучали сделанные украинскими анархистами выводы из наблюдений за политикой восстановленного в Украине большевистского режима: «Нет больше никакой надежды направить большевиков в революционное русло. Сегодня они являются злейшими врагами революции, гораздо более опасными, чем Деникины и Врангели. (…) В своем конкретном выражении сегодня большевизм – это система самого безжалостного деспотизма. Она организовала социалистическое рабство. Единственная надежда России теперь в насильственном свержении коммунистов новым восстанием народа».
Как известно, свергнуть «социалистическое рабство» не получилось. Но подпольную борьбу против него харьковские анархисты продолжали вплоть до середины 1930-х годов.
Фрида Семеновна Новик (1886-1970) родилась в местечке Лядки Гродненской губернии в семье талмудиста. С детства жила в Белостоке, работала швеей. В 15 или 16 лет вступила в Бунд, в 18 лет (в 1904) перешла от социал-демократов к анархистам коммунистам. Активная участница знаменитой Белостокской группы анархистов-коммунистов, работала в подпольной типографии «Анархия». При ее ликвидации в сентябре 1905 была арестована и после полутора лет предварительного заключения приговорена к каторге на 2 года.
В 1908 Новик была освобождена и сослана на поселение в Забайкалье, откуда в том же году бежала. В розыскном циркуляре названа «значительной анархической величиной». Некоторое время Фрида снова участвовала в подпольной анархической работе в Белостоке, но в условиях поражения Революции 1905-1907 оказалась вынуждена скрыться за границу.
С 1910 Новик жила во Франции, затем в Германии, Италии, Швейцарии, а в 1914 уехала в США. Во всех этих странах участвовала в анархическом и рабочем движении.
Вернулась в Россию в 1917. После Февральской революции Новик стала сторонницей оборончества. Сколько-нибудь организованного движения анархистов-оборонцев в России не было, и Новик отошла от анархистов, вернувшись к социал-демократам: весной 1917 она вступила в РСДРП.
Подробные сведения о дальнейшей судьбе Фриды Новик я пока не имею. Известно, что в 1921 она участвовала в создании (Всесоюзного) Общества политкаторжан и ссыльнопоселенцев, получив членский билет № 73. Вышла замуж (отсюда двойная фамилия, Новик-Шептун). К 1938 жила в Москве, работала уборщицей на заводе «Цветмет». При разгроме существовавших в Москве артелей бывших политкаторжан была арестована 3 февраля 1938, – кстати, ровно 82 года назад, – по обвинению в «участии в контрреволюционной меньшевистской группе», а в уже в мае 1938 приговорена к 8 годам лагерей.
После освобождения в 1946 Новик поселилась в Костроме, где как минимум до 1955 работала швеей в артели инвалидов. Реабилитирована 9 июля 1955, после чего получила возможность вернуться в Москву.
Умерла в Москве 3 февраля 1970.
Последний раз редактировалось Дубовик; 03.02.2020 в 12:25.
Сто десять лет со дня смерти Елизаветы Дурново-Эфрон.
Елизавета Петровна Дурново (ок. 1854 – 1910) родилась в Москве в аристократической семье; считается что е6е отец был в родстве с московским генерал-губернатором Петро Дурново. В 1870-х училась на Высших курсах Герье, тогда же стала сочувствующей революционному движению, поддерживая дружбу и знакомство со многими участниками «Общества чайковцев» и предоставляя свою квартиру для проведения собраний. В 1877-1879 слушала лекции в Цюрихском университете. Вернувшись на родину, открыла на свои средства бесплатную школу, которая использовалась как один из опорных пунктов московских пропагандистов.
После раскола «Земли и воли» Елизавета Дурново присоединилась к анархо-народнической организации «Черный передел» и с начала 1880 находилась в центре ее московского отдела. Она располагала значительным (20 тысяч рублей) состоянием, которое за несколько месяцев почти целиком потратила на революционные цели. Учитывая, что «Лиличка» (такой был ее революционный псевдоним) оказалась главным финансистом организации, чернопередельцы вскоре отстранили ее от всякой пропагандистской работы.
От непосредственной пропаганды Дурново отстранили, но техническую работу она продолжала. В начале июля 1880 Елизавета Петровна выехала в Петербург, забрать типографское оборудование для москвичей. Но в столице, в конспиративной квартире сестер Козловых, ее ждала засада. Так 6 июля 1880 года Дурново была впервые арестована и через несколько дней заключена в Петропавловскую крепость.
Помогли родственные связи: в ноябре 1880 Дурново освободили до суда на поруки отца, а еще через месяц она скрылась за границу. Жила в Швейцарии и Франции, вращалась в эмигрантских кругах, подружилась с Верой Засулич, вышла замуж за народовольца Якова Эфрона. Чтобы лишить Дурново возможности продолжать тратить деньги на революцию, над имуществом ее родителей царским распоряжением была установлена опека.
В 1886 Дурново-Эфрон с разрешения властей вернулась в Россию. Жила под полицейским надзором в Орле и Москве, ни в чем предосудительном замечена в эти годы не была. Но в начале 1900-х, когда революционное движение снова пошло на подъем, старая народница возобновила в нем участие. Первоначально работала в Политическом Красном Кресте, в 1904 вступила в Партию социалистов-революционеров. Дом Дурново-Эфрон использовался как склад литературы и оружия, явка для нелегальных; сама она участвовала в вооруженном восстании в Москве в декабре 1905.
В отличие от подавляющего большинства народников 1870-х, спустя три десятка лет Елизавета Дурново осталась сторонницей анархических идей – не в их «ортодоксальном» кропоткинском варианте, а в самобытной, чисто российской форме эсеровского максимализма. В начале 1906 года вместе с другими московскими эсерами-максималистами она организовала Оппозиционную фракцию ПСР, вошла в ее руководящие органы. Главной задачей максималистов считала организацию пропаганды, а не террора, а главной опорой революции – крестьянство. По воспоминаниям Иосифа Жуковского-Жука, в крестьянах Дурново-Эфрон видела «главных носителей идеи социализма, хотела разбудить их от спячки и указать дорогу к освобождению, ради чего готова была к самопожертвованию». При ее участии к лету 1906 была основана Крестьянская организация Оппозиционной фракции. На собрании актива этой организации, проходившем в конце июля 1906, Дурново-Эфрон и была арестована.
Дальше – Бутырская тюрьма, где у Елизаветы Николаевны начались психические проблемы. В связи с этим в марте 1907 она, как и четверть века назад, была освобождена до суда под денежный залог. Как и в четверть века назад, вскоре после освобождения скрылась за границу.
Во второй эмиграции Дурново-Эфрон жила там же, в Женеве и Париже. Входила в Парижскую группу эсеров-максималистов, созданную Николаем Ривкина и Ароном Зверевым. По состоянию здоровья активного участия в ее деятельности не принимала, но на собраниях выступала за объединение разрозненных групп в единый Союз эсеров-максималистов, с единой программой и четкой организацией. Если воспользоваться аналогиями из истории анархизма, – была сторонницей максималистского «платформизма». Главной задачей заграничных максималистов считала организацию литературно-издательского центра и содействие широкой пропаганде в России.
В декабре 1909 Елизавета Николаевна потеряла мужа, в январе 1910 – 12-летнего младшего сына, покончившего собой. Старший сын Петр в это время находился в тюрьме за принадлежность к ПСР; среднему, Сергею (кстати, будущему мужу Марины Цветаевой), в это время был поставлен страшный диагноз: туберкулез. Все эти трагические события привели к тяжелейшей депрессии.
Елизавета Николаевна Дурново-Эфрон покончила с собой в Париже в ночь на 4 февраля (22 января) 1910 года.
= = = = = = = = = =
Сто тридцать лет назад, 4 февраля (23 января) 1890 года, в селе Гуляй-поле родился Наум Исаакович Альтгаузен. Анархист с 1906, один из первых членов Гуляй-польской группы вольных хлеборобов анархистов-коммунистов, активный боевик. Арестован в августе 1908 и, как считали бывшие товарищи по группе, стал предателем. Обвинения эти, как оказалось спустя много-много лет, были ошибочными, но в екатеринославской тюрьме на Альтгаузена было совершено неудачное покушение. По процессу гуляй-польских анархистов в 1910 Альтгаузен был приговорен к смертной казни, но, как и другие несовершеннолетние гуляй-польцы (включая Нестора Махно), приговор был заменен на каторгу.
Последние известные сведения об Альтгаузене относятся к 1935 году, когда он был выслан из Ленинграда в Казакстан как «социально-опасный элемент».
Сто тридцать лет назад, 4 февраля (23 января) 1890 года, в селе Гуляй-поле родился Наум Исаакович Альтгаузен. Анархист с 1906, один из первых членов Гуляй-польской группы вольных хлеборобов анархистов-коммунистов, активный боевик. Арестован в августе 1908 и, как считали бывшие товарищи по группе, стал предателем. Обвинения эти, как оказалось спустя много-много лет, были ошибочными, но в екатеринославской тюрьме на Альтгаузена было совершено неудачное покушение.
Если честно, то удивлен. Этот еврейский мальчишка сразу же после ареста начал сливать всех и вся. Причем к нему даже не применяли мер физического воздействия в отличие от остальных (например, Назара Зуйченко, которого били нещадно). Правда, давал показания Альтгаузен сначала с умом, откровенно отвечая только на те вопросы, которые ему ставили. Со временем инициативно или по обстоятельствам он давал дополнительные показания, например, в 1911 году о Екатеринославской группе анархистов-коммунистов. Делалось это им для того, чтобы в той или иной степени улучшить свое положение. Альтгаузен лично был известен не только помощнику начальника Екатеринославского ГЖУ в Александровском и Павлоградском уездах, но и самому начальнику ГЖУ полковнику Шределю. Когда в ноябре 1909 года Александр Семенюта застрелил пристава Караченцева, то помощник Шределя ротмистр Каннабих прежде, чем выехать в Гуляйполе, отправился в Александровскую тюрьму, где подробнейшим образом допросил Альтгаузена. Тот, разумеется, дал всю необходимую информацию, попутно вспомнив и то, что ранее "забывал". В общем, никаких ошибок в отношении Альтгаузена нет и быть не может - он чистой воды "откровенник", за что его собственно и судили в 1927 году.
Последний раз редактировалось Юрий К.; 04.02.2020 в 15:59.
Комбинированный вид
