Убийство Николая ΙΙ и его семьи - преступление или наказание?

[Heetter]

Для Николая II было свойственно и такое качество, как безразличие к судьбам окружавших его людей. Это прослеживается на протяжении всей его жизни. Прежде всего надо напомнить о событиях, связанных с коронацией Николая II. Это хорошо всем известная катастрофа на Ходынском поле 18 мая 1896 г., когда погибло около 1300 человек, а многие тысячи были ранены. А какой была реакция Николая II?
Гуляния отменены не были, продолжались выступления клоунов, работа балаганов. Более того, вечером то же дня у французского посла Монтебелло должен был состояться бал в честь Николая II и его супруги. По словам московского генерал-губернатора великого князя Сергея Александровича, дяди Николая, «многие советовали государю просить посла отменить бал и во всяком случае не приезжать на этот бал, но государь с этим мнением совершенно не согласен. По его мнению, эта катастрофа есть величайшее несчастье, которое не должно омрачать праздник коронации; ходынскую катастрофу надлежит в этом смысле игнорировать» [42]. Бал открыли Николай и Александра Федоровна.
»Сегодня случился великий грех, - записал Николай II 18 мая в дневнике, - ...потоптано около 1300 человек! Отвратительное впечатление осталось от этого известия. В 12 1/2 завтракали, и затем Аликc и я отправились на Ходынку на присутствование при этом печальном «народном празднике». Собственно там ничего не было... Поехали на бал к Монтебелло. Было очень красиво устроено».
Не были отменены и другие мероприятия. На следующий день он записал: «В 2 ч. Аликc и я поехали в Старо-Екатерининскую больницу, где обошли все бараки и палатки, в которых лежали несчастные пострадавшие вчера... В 7 ч. начался банкет сословным представителям в Александровском зале». А 21 мая в дневнике записано: «В 10 3/4 поехали на бал в Дворянское собрание».
Вот так отреагировал император на ходынскую катастрофу. Не случайно, что после этого его окрестили «кровавым». Виновные в катастрофе, прежде всего генерал-губернатор Москвы, не понесли наказания.
Другим примером может служить русско-японская война. 21 декабря 1904 г. Николай II записал в дневнике: «Получил ночью потрясающее известие от Стесселя (начальник Квантунского укрепрайона. - Е.Р.) о сдаче Порт-Артура японцам... Тяжело и больно, хотя оно и предвиделось... На все воля Божья!».
Но вот как описал реакцию царя на это известие заведующий канцелярией министерства императорского двора генерал К.Н. Рыдзевский: «Новость, которая удручила всех, любящих свое отечество, царем была принята равнодушно, не видно на нем ни тени грусти. Тут же начались рассказы Сахарова (военный министр. - Е.Р.), его анекдоты, и хохот не переставал. Сахаров умел забавлять царя. Это ли не печально и не возмутительно!» [43].
Разгром российского флота в Цусимском проливе Николай II в дневнике 17 мая 1905 г. охарактеризовал как «неудачный бой». По свидетельству начальника канцелярии министерства императорского двора генерала А.А. Мосолова «вся свита царя была поражена безучастием императора по такому несчастию» [44]. Примерно такая же реакция царя была и на сообщения о всех других поражениях в войне.
Ну и конечно безразличие к людям, коварство и жестокость были проявлены Николаем II в январе 1905 г. и последовавших затем событиях.
Царь знал о готовившемся шествии рабочих к Зимнему дворцу 9 января, ведь его подготовкой занимались в числе других и такие агенты охранного отделения полиции, как «священник-социалист Гапон» - так его назвал царь в своем дневнике накануне кровавых событий, и журналист И.Ф. Манасевич-Мануйлов, который еще в 1900 г. помогал охранке выкорчевывать в Париже крамолу среди левой эмиграции, впоследствии, в 1916 г., он стал управляющим канцелярией председателя совета министров В.В. Штюрмера.
Царь предпочел уехать 6 января в Царское Село, а в Петербурге было фактически введено военное положение. 7 января в городе разместили дополнительные воинские части, стянутые из близлежащих городов. Вечером 8 января к царю ездил с докладом о принятых на 9 января мерах министр внутренних дел князь П.Д. Святополк-Мирский. Как известно, мирное шествие рабочих, исполнявших гимн «Боже, царя храни...», было расстреляно: 170 человек убитых, несколько сотен раненых.
Вечером 9 января царь записал в дневнике: «Тяжкий день! В Петербурге произошли серьезные беспорядки... Войска должны были стрелять... много убитых и раненых. Господи, как больно и тяжело... Завтракали со всеми. Гулял с Мишей».
И как по-фарисейски выступил царь 19 января перед тщательно отобранной полицией депутацией рабочих: «Я верю в честные чувства рабочих людей и в непоколебимую преданность их мне, а потому прощаю вину их» [45].
Вскоре в стране началась революция, которая с благословения царя подавлялась с необычайной жестокостью. 18 октября 1905 г., на следующий день после опубликования известного манифеста, в Петербурге в очередной раз была расстреляна демонстрация. Царь приказал после этого объявить воинской части, полиции и жандармерии, участвовавшим в этом расстреле, его «горячую благодарность».
При подавлении «беспорядков» в Эстляндской губернии «отличился» капитан-лейтенант О.О. Рихтер, лично застреливший несколько десятков человек. Он «казнит по собственному усмотрению, без всякого суда и лиц несопротивляющихся». На телеграмме, в которой царю доложили о действиях Рихтера, Николай II написал: «Ай да молодец!» [46]. А 17 марта 1906 г. император устроил смотр 1-му морскому батальону, который отличился в «походе в Эстляндскую губернию», им командовал все тот же Рихтер, произведенный уже в капитана 2-го ранга. После смотра его пригласили на завтрак к царю, что считалось особым знаком внимания.
В январе 1906 г. Николай II произвел командира лейб-гвардии Семеновского полка г.А. Мина, отличившегося при подавлении московского восстания, в генерал-майоры и зачислил его в свою свиту. 10 января он принял его за завтраком, и Мин «рассказал много про Москву и о подавлении мятежа», как записано в дневнике царя. 13 августа 1906 г. генерал-майор Мин был убит за его карательные действия в Москве членом боевой организации партии эсеров 3.К. Коноплянниковой. После этого по предложению царя Столыпиным был подготовлен закон о создании военно-полевых судов, опубликованный 25 августа. Согласно этому закону, «между преступлением и карой должно быть не более 3-4 дней» [47]. Этот закон развязал руки карательным органам, и кровь полилась по стране рекой. «Столыпинский режим уничтожил смертную казнь и обратил этот вид наказания в простое убийство, часто совсем бессмысленное убийство по недоразумению», - так оценил политику Николая II Витте [48].
После восстания на броненосце «Потемкин» царь 20 июня 1905 г. записал в дневнике: «Черт знает, что происходит в Черноморском флоте. Лишь бы удалось удержать в повиновении остальные команды эскадры! За то надо будет крепко наказать начальников и жестоко мятежников». Что означает слово «жестоко» в устах царя, известно - повесить или расстрелять!
Той же линии Николай II придерживался и в отношении крестьянства. В начале 1906 г. во время аудиенции полтавского губернатора князя Н.П. Урусова на его замечание о «неспокойном» положении крестьян царь ответил, что движение крестьян всегда можно будет подавить с помощью войск [49]. И это вполне осознанная позиция царя. Так, один из ультраправых деятелей, редактор газеты «Московские ведомости» В.А. Грингмут, рассказал в апреле 1906 г. А.В. Богданович, что, когда царю сказали, что избранные в думу крестьяне потребуют земли, он ответил: «Тогда им покажут шиш». На возражение, что они взбунтуются, ответил: «Тогда войска их усмирят» [50]. И «усмирение» народа путем репрессий и террора продолжалось еще более года. Далеко не последнюю роль в этих репрессиях играл министр внутренних дел, ставший позже председателем совета министров, Столыпин. «На словах либерал, а в действительности - палач», - написал о нем Витте [51].
Царь, а особенно царица, были сильно напуганы начавшейся революцией. В октябре 1905 г. рассматривался вопрос об установлении в России военной диктатуры, в задачу которой входило бы подавление революции. Николай II предлагал сделать диктатором великого князя Николая Николаевича, который в то время был главнокомандующим войсками гвардии и Петербургского военного округа. Последний, однако, отказался от этого предложения, мотивируя это тем, что в центральных районах России было слишком мало войск - многие воинские части, принимавшие участие в войне с Японией, еще находились на Дальнем Востоке. На случай необратимого развития революции наготове был и вариант возможного бегства царской семьи из России к одному из кузенов в Германию или Англию. Об этом можно судить по заявлению человека из ближайшего окружения Николая II обер-гофмаршала двора, генерал-адъютанта графа П.К. Бенкендорфа: «Жаль, что у их величеств пятеро детей... так как, если на днях придется покинуть Петергоф на корабле, чтобы искать пристанище за границей, то дети будут служить большим препятствием» [52]. О такой возможности говорил и друг юности Николая II князь Э.Э. Ухтомский, по словам которого самым счастливым исходом для царя будет считаться, «если он живым вместе с семьей успеет покинуть Россию» [53].
Эти заявления подтверждаются и тем, что на рейде Петергофа, где проживала в то время царская семья, постоянно находилась подводная лодка «Ерш». «Она уже пятый месяц торчит против наших окон», - записал царь в дневнике II октября 1905 г. А если учесть, что революционное движение к октябрю все более разрасталось, охватив в том числе и Петербург, то становится понятным, почему 1 октября у царя обедал командир этой лодки Огильви, а 11 октября царь и царица сочли нужным посетить эту лодку. Но так как обстановка на Балтийском флоте вызывала у Николая II опасения, то к услугам царской семьи германским императором Вильгельмом II были предоставлены несколько миноносцев, прибывших из Мемеля.
Николай II всегда с пренебрежением, а точнее - враждебно относился к интеллигенции, считая, что именно от нее исходят все беды для самодержавия. И в своей политике, особенно после 1905 г., он старался опираться на самые темные и реакционные силы России, в частности на черносотенный «Союз русского народа», или, как царь называл его членов, «истинных русских людей». В связи с тем, что за последнее время у нас в политическом лексиконе вновь начали мелькать слова «черная сотня», «черносотенец», будет полезным показать, что же представляли собой члены «Союза».
Вот как охарактеризовал «Союз» Витте: большинство вожаков черной сотни - это «политические проходимцы, люди грязные по мыслям и чувствам, не имеют ни одной жизнеспособной и честной политической идеи и все свои усилия направляют на разжигание самых низких страстей дикой, темной толпы. Партия эта, находясь под крылом двуглавого орла, может произвести ужасные погромы и потрясения, но ничего, кроме отрицательного, создать не может... Она состоит из темной, дикой массы, вожаков - политических негодяев... И бедный государь мечтает, опираясь на эту партию, восстановить величие России. Бедный государь... И это главным образом результат влияния императрицы» [54]. Эта партия «мила психологии царя и царицы» [55]. «Черносотенцы преследуют в громадном большинстве случаев цели эгоистические, самые низкие, цели желудочные и карманные. Это типы лабазников и убийц из-за угла... Черносотенцы нанимают убийц; их армия - это хулиганы самого низкого разряда... Государь возлюбил после 17 октября больше всего черносотенцев, открыто провозглашая их как первых людей Российской империи, как образцы патриотизма, как национальную гордость» [56].
Один из активных деятелей «Союза» журналист из Киева Б.М. Юзефович назвал в марте 1908 г. этот «злосчастный «Союз» клоакой»: «какие там все сомнительные, грязные личности, начиная с председателей»; «как жаль, что государь отмечает этот союз преимущественно перед другими партиями, гораздо более чистыми и корректными» [57].
Основателем «Союза» был издатель черносотенной газеты «Русское знамя» А.И. Дубровин, который был его председателем до 1910 г., когда его сменил Н.Е. Марков, депутат III и IV Думы, создатель еще более правой организации - «Союза Михаила Архангела». «Союз русского народа» имел свои вооруженные отряды, состоявшие из деклассированных элементов. В конце 1905 г. и в 1906 г. членами «Союза» были организованы погромы во многих городах России. А какой была реакция царя на это? Всем погромщикам он заранее давал индульгенции: «Буду миловать преданных»; «Вы моя опора и надежда» - гласят резолюции Николая II на донесениях о погромах и их участниках [58]. Царь неоднократно принимал депутации «Союза» и самого Дубровина, подчеркивая тем самым свое благожелательное отношение к этой организации.
Коварство было присуще и императрице, это видно по ее отношению к ряду политических деятелей, которые, будучи последовательными сторонниками монархии, понимали, что деятельность Распутина серьезно компрометирует монархию, и стремились отдалить его от трона. Особенно царица невзлюбила одного из основателей «Союза 17 октября», председателя III Государственной думы и председателя Военно-промышленного комитета А.И. Гучкова. В письмах к Николаю II Александра Федоровна советует отделаться от Гучкова. Сначала она предлагала «выудить что-нибудь, на основании чего его можно было бы засадить» по законам военного времени (№ 339 от 30 августа 1915 г.). А 2 сентября она уже эмоционально восклицает: «Ах, если б только можно было повесить Гучкова» (№ 342). Эту же мысль она еще раз повторила 8 ноября 1916 г.: «Гучкову место на высоком дереве» (№ 626). Не щадит она и «этих скотов» (№ 596): председателя IV Государственной думы М.В. Родзянко, бывшего военного министра А.А. Поливанова, даже предлагала повесить неугодного ей председателя совета министров А.Ф. Трепова, а г.Е. Львова, П.Н. Милюкова и А.И. Гучкова сослать в Сибирь (№ 640) [59].
Напомним, что по иронии судьбы именно так ненавистный царице Гучков вместе с Шульгиным принимали отречение Николая II от престола. Первоначально это отречение планировалось как действие, направленное на спасение в России монархии. «Надо прежде всего думать о том, чтобы спасти монархию, - заявлял Гучков в ночь с 1 на 2 марта на заседании Исполнительного комитета Госдумы. - Без монархии Россия не может жить. Но, видимо, нынешнему государю царствовать больше нельзя» [60].
Хочу привести следующие слова Витте, которые как бы подводят итог царствования Николая II, хотя они были написаны задолго до его свержения (Витте умер в 1915 г., а воспоминания закончил в 1913 г.): «Этот лозунг - «хочу, а потому так должно быть» - проявлялся во всех действиях этого слабого правителя, который только вследствие слабости делал все то, что характеризовало его царствование - сплошное проливание более или менее невинной крови, и большей частью совсем бесцельно» [61].
Неоднократное цитирование Витте не случайно, ибо он был последовательным, убежденным монархистом и старался делать все для спасения монархии в России. И мнение монархиста, если он не слеп, о режиме, которому он всегда был предан, его видение этого режима изнутри, его пороков, является особо ценным.
Как председатель совета министров с октября 1905 по апрель 1906 г. Витте наряду с царем несет ответственность за начавшиеся репрессии против участников революции. Но, будучи умным политиком, он понимал, что одними репрессиями остановить революционный процесс невозможно. Нужно идти на уступки, надо начинать проводить реформы. Так появился манифест 17 октября, вырванный у царя буквально под дулом пистолета - великий князь Николай Николаевич пригрозил царю пустить себе пулю в лоб, если он не подпишет этот манифест. И хотя манифест почти ни в чем не ущемлял самодержавия, Николай II и царица расценили его как свое личное унижение. И этого они никак не могли простить Витте, которого они и раньше ненавидели, хотя и терпели как неизбежное зло. Николай II ненавидел Витте за то, что тот был много умнее его - некоторые историки считают Витте наиболее умным и дальновидным политическим деятелем России конца XIX - начала XX в., он всегда открыто отстаивал перед царем свое мнение и не был подхалимом. И каким же надо было быть ничтожеством, чтобы, узнав о смерти Витте, написать жене, что это известие вызвало у него «спокойствие в душе» [62].
Судя во всему, Витте обладал далеко не ангельским характером, он был амбициозен, но имел достаточно оснований гордиться тем, что сделал для России. А его оценки личности Николая II, Александры Федоровны и всего «полицейско-дворцово-камарильного режима» [63] в основных чертах совпадают с оценками многих других политических деятелей, которые знали Николая II. И называть его оценки, порой действительно жесткие, «местью» Николаю II за то, что он ненавидел Витте, как это теперь пытаются представить некоторые биографы царя, означает по сути самому стать на уровень «мелкого коварства, ребяческой хитрости и пугливой лживости», присущим, по словам Витте, последнему российскому императору.
2 (15) марта 1917 г. Николай II подписал акт об отречении от престола. Это произошло, когда в России уже совершилась Февральская революция, а царь понял, что он лишился поддержки армии: войска, снятые с фронта для подавления в Петрограде «беспорядков» и «хулиганского движения», как оценила императрица начавшуюся революцию, отказались повиноваться. Более того, опрошенные 1 марта все командующие фронтами, как и начальник штаба верховного главнокомандующего генерал М.В. Алексеев, единогласно высказались за отречение царя. И когда вечером 2 марта к Николаю II прибыли по поручению Временного комитета Государственной думы Гучков и Шульгин для переговоров об отречении, он уже был готов к этому. После заявления Гучкова о том, что только отречение Николая II в пользу его сына может спасти династию, царь «самым спокойным тоном, как если бы дело шло о самой обыкновенной вещи» [64], ответил, что здоровье его сына слишком слабое, он не может расстаться с сыном и поэтому принял решение об отречении в пользу своего брата Михаила. Это решение он принял в три часа дня.
В заключение хочу напомнить пророческие слова Л.Н. Толстого, сказанные им 16 января 1902 г. в открытом письме к царю: «Самодержавие есть форма правления отжившая... Поддерживать эту форму правления... можно только посредством всякого насилия... Мерами насилия можно угнетать народ, но нельзя управлять им» [65]. Эти слова актуальны в определенной мере и сегодня.
В ночь с 16 на 17 июля 1918 г. Николай II и его семья без всякого суда были расстреляны. Безусловно, это было преступлением. Но может ли это служить основанием для того, чтобы оправдывать теперь все преступления, совершенные Николаем II?
Опубликовано на сайте Vivos Voco [Оригинал статьи]