Материалы к истории махновского отряда Бибика и повстанчества в Полтаве.

[Дубовик]

РЕЙС ОТРЯДА АНАРХИСТА БИБИКА

Отгремели залпы выстрелов подлинной социалистической революции, гулко носившиеся на юге России с конца 1917 по 1922 годы, ныне звучащие лишь эхом у современников, или, я бы сказал, у тех, кто в ней принимал непосредственное участие. В письменных источниках о массовом движении за осуществление анархических идей имеется лишь кривое освещение его в литературе за границей и в советской печати, где это героическое народное движение, в руководство которого сам ход событий выдвигал анархистов, показывается, как бандитизм того или другого характера. У первых, белой эмиграции, - это естественно: у них все революционное – бандитизм; что же касается вторых, монополистов русской революции, издевавшихся над приведенным ими в рабство российским народом, - то у них, у коммунистов, в их политических интересах, это движение всячески чернится и называется кулацким или же полит-бандитизмом.
Говоря о Махновщине, даже не все анархисты из его современников представляют всю сложность, своеобразие и глубину причин, вызвавших это грандиозное народное революционное движение; ясно, что история, освещая таковое на основании сухих односторонних документов (большая часть документов, в интересах партии, была уничтожена сталинской кликой), не даст ясного представления, живой картины и сущности этого движения. В те годы руководство революционно-партизанским движением естественно выдвигало многих анархистов, роль которых и известность были значительно меньше Нестора Махно, но деятельность которых со смертью современников может оставаться неизвестной.
Об одном из них коротко упоминается в «Истории Махновского Движения» Аршинова, где он пишет: «В район Махновщины направлялись повстанческие части не только с Юга, но и с Севера Украины, например, повстанческая дивизия Бибика, занимавшая Полтаву». Должен сделать оговорку: дивизией отряд Бибика никто из участников его и в местах его прохождения не именовал, а называли просто повстанческим отрядом, хотя по численности и роду оружия отряд не уступал дивизии. Я, как кратковременный участник деятельности отряда Бибика, хочу поделиться своими воспоминаниями о борьбе его с Деникинской контр-революцией на пути его продвижения для соединения с Махно.
В последних числах сентября 1919 года по сведениям, проникавшим в Полтавскую тюрьму на Кобелянской улице, представляли положение в таком свете: на юге Украины повстанческие отряды Махно заняли ряд городов, чем совершенно подорвали тыл Деникинской армии; бои деникинцев с большевиками ведутся севернее Харькова; бывшее окрыление добровольческой армии своими успехами идет на убыль.
Арестован я был на вокзале проходившим эшелоном деникинцев при довольно оригинальных обстоятельствах, где участвовали мои бывшие школьные одноклассники; по указанию одного из них я был схвачен, а благодаря другому, не был расстрелян тут же в их эшелоне, а передан вокзальной комендатуре; последняя передала меня полтавской губернской контр-разведке. Второго октября мне было объявлено, что суд состоится 5-го, по обвинению в руководстве партизанской группой, занимавшей несколько волостей и ликвидировавшей в них деятельность карательных отрядов. Ясно – расстрел.
Меры к побегу из тюрьмы мною были приняты сразу же, но на работу за пределы тюрьмы меня не пускали, средство же, переданное товарищами через Иваницкую, жену Короленко, чтобы вызвать искусственную холерину, попасть в больницу, а оттуда бежать, - не подействовало. (В. Г. Короленкои его жена при Деникинщине принимали в Полтаве деятельное участие в помощи арестованным революционерам). Арестованный раньше меня рабочий полтавского ж.-д. депо Решетников, левый с.-р., работал кузнецом в тюремной кузнице, куда устроил и меня, где я, в отсутствие надзирателя, забирался под горн и долбил стену кузницы, которая была вплотную со стеной тюремной ограды вдоль частновладельческого сада. После объявления мне дня суда я долбил интенсивнее, но работа подвигалась медленно: надзиратель надолго не отлучался, а кирпичи были дьявольски крепки.
3 октября в тюрьму проникли слухи, что в Диканьских лесах под Полтавой появились повстанцы. Все мы к этому отнеслись скептически, т.к. мы знали, что из местных полтавских повстанцев быть не могло. 4 октября, в 8 часов утра, в тишине пасмурного осеннего утра, как гром в зимний морозный день, раздались три орудийных выстрела из-за Полтавы, со стороны Шведского Поля, с последующим разрывом снарядов в районе военных казарм. Арестованные, добрая половина которых была выпущена из камер в коридоры на «поправку», высыпали во двор тюрьмы с выражением недоумения на лицах и светящейся надеждой, что с выстрелами пришла свобода и жизнь. Винтовочная и пулеметная стрельба послышалась только часа через два, когда повстанцы подходили уже к центру города, ибо тюрьма находилась на окраине города. Арестованные женского корпуса, который одной стороной выходил на улицу, передавали нам во двор, что Полтаву берут повстанцы в таком большом составе, что деникинцы сдают улицу за улицей в страшной панике от неожиданности нападения. Все мы частично видели все это, но никак не могли понять, откуда взялся такой отряд повстанцев, что дерзает взять Полтаву, имеющую гарнизон войск в 2-3 деникинских полка, а главное – пушки. Порешили, что, наверное, это махновцы откуда-то прорвались. В дальнейшем женский корпус передавал нам ход боя на улицах, в свою очередь получая эти сведения с улицы от заинтересованных в судьбе заключенных.
Охрана тюрьмы в начале растерялась и двор был предоставлен нам, камеры (общие и одиночки) все были открыты: часть надзирателями, а часть отмычками «специалистами-взломщиками». Потом охрана приказала всем зайти в камеры, что не было выполнено, хотя двор заметно опустел. Часам к 12 дня оживленность стрельбы заметно спала, но пули все еще жужжали вверху тюремной стены, и женский корпус передавал, что деникинцы бегут мимо тюрьмы. Я и еще несколько человек подошли к внутренним воротам тюрьмы и потребовали у надзирателя открыть ворота: «Ведь все равно тюрьма будет взята повстанцами». Он заявил: «Перейдете через мой труп только, а сейчас отходите от ворот, не то стрелять буду, в дальнейшем во всякого, подходящего к воротам, стреляю». Частота стрельбы в городе стала еще меньше. Мне стала закрадываться мысль, которой я поделился с другими: а вдруг повстанцы тюрьмы не смогут взять; ведь нас, как зачинщиков, уже не говоря о предстоящем мне суде, сегодня же расстреляют. Я метнулся к кузнецам, прося их сделать «кошку», чтобы при ее помощи перемахнуть через ограду, ибо это возможно, ввиду ухода часовых с вышек. Бегаю по двору и высматриваю, где бы поудобнее зацепить «кошку». В это время послышались выстрелы в стороне ворот. Вскоре обе половинки ворот открылись, а в воротах стали с поднятыми вверх винтовками, одетые кто во что попало, с черными лентами на груди или на рукавах, партизаны.
«Товарищи, тюрьма нами взята, вы свободны, скорей выходите, ибо наши уже отступили!» - кричали они.
Повстанцев было не больше 40-50 человек, которые предприняли операцию по освобождению заключенных на свой риск, отделившись от уже отступающих основных частей отряда. Весь внешний вид их говорил, что это борцы за новую, свободную жизнь, в глазах светилась беззаветная преданность, решимость, и чувствовалась идейная одержимость, парализующая врагов и будящая дух борьбы у друзей. Арестованные хлынули к ним с возгласами радости, обнимая и целуя повстанцев.
Я предложи уже начавшим расходиться арестованным не разбегаться, а собраться у ворот и организованно перейти город для присоединения к повстанцам, а по дороге вооружиться, взяв оружие в полицейских участках. Зайдя с несколькими повстанцами в надзирательскую комнату, мы нашли в дверях труп верного служаки-надзирателя (слова его сбылись): он не хотел открыть ворота партизанам. Забираем имевшееся в дежурной комнате оружие, - несколько винтовок и наганов, - сдвигаем вместе столы, бросаем под них бумаги, поджигаем и уходим. Пожара, как выяснилось позднее, не было, ибо нашлись услужливые рабы, которые после нашего ухода сразу же потушили огонь.
На улице возле ворот собралось человек около ста в ожидании ухода вместе с повстанцами, хотя вышло нас значительно больше, но остальные разбежались. Быстро уходим. Улицы пусты. На втором квартале от тюрьмы, в нише ворот дома, среди кучки любопытных узнаю Бориса и Дору Сандомирских, левые с.-р., полтавчане, живущие в этом районе, и Володю Петракова, анархиста, москвича, брата Саши Петракова, который (Саша) участвовал во взрыве в Леонтьевском переулке и после ареста перешел на работу в Ч.К. Володя же бежал из Москвы на юг и осел в Полтаве. Восторженно и радостно здороваюсь с ними. Володя говорит, что пойдет со мной и вместе с другими отправился в полицейский участок, находящийся в этом же квартале, вооружаться, а я задержался с Борисом и Дорой, т.к. вооружился еще в тюрьме.
Спрашиваю Бориса: в чем дело, что за отряд и почему отступают? Выяснилось, что отряд большой численности, идет с севера на соединение с Махно, Полтава им была вся взята, кроме вокзала Полтава-Южная; говорят, что подходят с Харькова подкрепления деникинцев в эшелон, и, видимо, поэтому повстанцы отступают; наступление на город было неожиданностью для деникинцев, а махновцы уже недалеко от Екатеринослава… говорить пришлось недолго, т.к. бежавшие из тюрьмы стали уже выходить из участка, наполовину вооруженные.
Я прощаюсь с Сандомирским, и мы уходим. Улицы пусты, кое-где валяются трупы в офицерской форме, а в районе кадетского корпуса трупов больше и среди них попадаются и трупы повстанцев; из нескольких домов по нас стреляют… Дальше от центра города стали попадаться отступающие группы повстанцев в несколько человек. Впереди нас уходила группа повстанцев в 7 человек, которую начали обстреливать из одного дома; они не растерялись, заскочили в дом и вскоре вывели оттуда двух пьяных офицеров, которых тут же и расстреляли. На окраине города группы повстанцев попадались все больше. От Шведского Поля, идя по склону крутого берега реки Ворсклы, видно было, как от вокзала Полтава-Южная полным галопом уходило около 30-40 кавалеристов-повстанцев, по которым слышны были пулеметные очереди, а по полю отдельными кучками шли усталые и озлобленные повстанцы. Впереди нас, на краю спуска вниз, стояла «трехдюймовка», из которой дали два выстрела по эшелону, подходящему к южному вокзалу со стороны Харькова. Но не успели мы подойти к орудию, как в него быстро были заложены лошади и оно умчалось в сторону Петровки.
Сумерки стали заволакивать даль, мы пошли вслед за отступающими, которые шли уже медленно, молча и спокойно, с сознанием выполненного долга повстанца: врагу нанесен ущерб физический и моральный, враг почувствовал силу борцов за свободу, и если цель повстанцев не достигнута сегодня, то она будет осуществлена завтра.
И.В.А.

// Дело труда – пробуждение. Ноябрь-декабрь 1951. № 37. С. 17-19. //


Об авторе.
И.В.А. (или ИВА) – анархист из Полтавы, участник гражданской войны и махновского движения. Настоящее имя установить пока не удалось. В 1920-х начале 1930-х гг. участвовал в деятельности подпольных анархических групп в Полтаве и Киеве. Несколько раз был арестован, отбыл ссылки и лагеря. После 1945 при неустановленных обстоятельствах оказался в эмиграции в числе «перемещенных лиц» (советских граждан из числа остарбайтеров, военнопленных и т.п., оказавшихся на территории, занятой американской и английской армией). Жил в эмиграции, активно сотрудничал с последними зарубежными группами русских анархистов и журналом «Дело Труда – Пробуждение».
Упомянутые в тексте Борис и Дора Сандомирские в 1920-х гг. были арестованы за подпольную деятельность украинских левых с.-р. и сосланы в Сибирь. Жили в Красноярске в конце 1920-х.