|
Форумчанин
Регистрация: 25.01.2007
Сообщений: 3,084
Сказал(а) спасибо: 938
Поблагодарили 2,365 раз(а) в 1,384 сообщениях
|
Алексей Боровой
Алексей Алексеевич Боровой родился 30 октября 1875 г. в Москве в семье генерала. Однако карьера военного его не привлекала, и окончив Московский университет, он стал преподавателем юридического факультета. Круг интересов Борового со студенческих лет был весьма широк и включал в себя историю, философию, политэкономию, педагогику, музыку, литературу; в то же время он интересовался марксизмом, к которому всю свою жизнь относился с большим уважением.
Осенью 1904 Боровой находился в научной командировке в Париже. Всесторонне образованный, он оказался интеллектуально подготовлен к восприятию анархического учения, но пришел к нему совершенно самостоятельно и, пожалуй, неожиданно для себя самого: «Никто меня анархизму не учил, не убеждал, не заражал, - вспоминал он много позже. – Неожиданно, из каких-то неведомых глубин, во мне родилась разом огромная, оформленная, просветляющая, единая мысль. С необыкновенной отчетливостью, побеждающей убедительностью во мне проснулось чувство нового для меня мироощущения… Со скамьи Люксембургского сада я встал просветленным, страстным, непримиримым анархистом, каким остаюсь и по сию пору».
Как анархист Боровой всегда принадлежал к индивидуалистическому направлению, - впрочем, он никогда не разделял крайностей индивидуализма в духе философских систем Макса Штирнера или Фридриха Ницше, всегда оставаясь вне каких-либо строгих рамок течений и направлений. Но несомненно, что в его лице анархизм приобрел, как говорили позднейшие исследователи, «оригинального, романтического и чуждого всякого догматизма приверженца», великолепного писателя, чьи «блестящая образность, смелая фантастика его стиля и речи скорее облачают в нем поэта, художника слова, чем теоретика в обычном понимании».
Осенью 1905, в разгар начавшейся революции, Боровой вернулся в Россию и возобновил работу в Московском университете. А в апреле 1906 он впервые в России выступил с легальной открытой лекцией по анархизму, имевшей большой успех среди интеллигенции, - «Общественные идеалы современного человечества».
Для раннего Борового характерен своеобразный синтез марксистской социологии и истории с философией индивидуализма, близкой штирнеровской. Он рассматривал историю цивилизации как последовательность сменяющих друг друга общественных систем, отличающихся все большей степенью личной свободы человека: на смену феодальному абсолютизму пришел буржуазный строй с демократическими свободами и развитием техники и науки; он будет неизбежно сменен государственным социализмом, – который станет революционным уничтожением эксплуататорских, имущих классов, огосударствлением всей хозяйственной и общественной жизни, решением таких социальных проблем, как бедность, безработица и т.п., - но, одновременно, сохранит духовное закрепощение человека «всеобъемлющей властью социалистического шовинизма»; и как венец развитию человечества, на смену социализму естественным образом придет общество ничем не ограниченной индивидуальной свободы личности, Анархия. При этом единственной последовательной анархической системой молодой Боровой считал индивидуализм, а в анархо-коммунизме Кропоткина он видел прежде всего внутреннее противоречие между личностью и обществом, коллективом, а также отрицание абсолютной свободы индивида. Иногда он даже заявлял о том, что коммунизм и анархизм есть взаимоисключающие понятия. Поиски решения проблемы совмещения абсолютной свободы индивида и интересов целого общества Боровой называл «научной теорией анархизма» и в ней видел свою задачу теоретика; наиболее перспективные варианты такого решения он находил в максимальном развитии науки и техники, что должно привести к полному изобилию материальных благ.
С 1906 года Боровой выступал в разных городах страны с лекциями по анархизму, а также участвовал в работе издательства «Логос», явочным порядком выпускавшего анархическую литературу, и писал для сборника статей «Индивидуалист». Лекции нередко принимали характер антиправительственной агитации, и за одну из них Боровой был даже приговорен к месяцу тюрьмы.
Однако сам Боровой оставался ничем не связанным с непосредственной революционной борьбой и какими-либо анархическими организациями, - а потому многочисленные русские анархо-коммунисты и синдикалисты воспринимали его как псевдо-анархиста, на деле выступающего за парламентскую демократию в социал-демократическом духе. Особенно жесткой критике Боровой был подвергнут на Амстердамском Международном анархическом конгрессе летом 1907, где один из ведущих российских анархистов В. Забрежнев в докладе «Проповедники индивидуалистического анархизма в России» назвал его антикоммунистические и индивидуалистические теории «ницшеанским словоблудием».
В конце 1910 Боровому грозил суд в связи с антигосударственным направлением издательства «Логос». Такое преступление наказывалось заключением в тюрьму на срок до одного года, - и он предпочел скрыться за границу. Поселившись во Франции, Боровой нашел работу преподавателя политэкономии и истории в Русском Народном Университете и Свободном колледже социальных наук, созданном французскими анархистами. Личное знакомство с последними пробудило у Борового интерес к теории и практике французского рабочего синдикалистского движения и стало причиной коренного пересмотра его собственного индивидуалистического мировоззрения. В своих лекциях Боровой отныне заявлял о поддержке революционного синдикализма, отрицающего парламентаризм и направленного на переустройство общества путем социальной революции, - хотя к классическому анархо-коммунизму он по-прежнему относился весьма критически.
В 1913 году царское правительство объявило амнистию политическим преступникам в связи с 300-летием Дома Романовых. Вернувшись в Россию, Боровой занимался публицистикой в столичных журналах, а также готовил новую работу, посвященную синдикалистскому движению (книга «Революционное творчество и парламент» была издана в 1917 году).
Вторую Российскую революцию, начавшуюся в феврале 1917, встретил уже не просто философ, мечтающий об абстрактных идеалах анархии, но активный пропагандист, включившийся в практическую работу организаций и групп единомышленников. Уже в апреле 1917 Боровой оказался в числе организаторов синдикалистской «Федерации союзов работников умственного труда», объединявшей учителей, врачей и т.п., редактировал ее газету «Клич». Не встретив поддержки среди интеллигенции, Федерация распалась в конце того же года, - а уже весной 1918 Боровой выступил инициатором создания «Союза идейной пропаганды анархизма» и его печатного органа, ежедневной газеты «Жизнь». Его товарищами по Союзу стали ветераны революционно-анархического движения Петр Аршинов, Иуда Гроссман-Рощин и старый знакомый Владимир Забрежнев, всего десять лет назад страстно критиковавший Борового.
Как уже говорилось, индивидуализм был присущ Боровому всю жизнь, и его статьи 1917-1918 гг. (а также новая книга «Анархизм») несут на себе сильный отпечаток этих взглядов. Отрицая всякую власть и принуждение, их автор неизменно подчеркивает, что «для анархизма никогда, ни при каких условиях не наступит гармония между началом личным и общественным. Их антиномия – неизбежна. Но она – стимул непрерывного развития и совершенствования личности, отрицания всех конечных идеалов». Тем самым, важнейшее значение для Борового получает не Анархизм как цель, но Анархия как непрерывное приближение к цели: «Ни один общественный идеал, с точки зрения анархизма, не может быть назван абсолютным в том смысле, что он венец человеческой мудрости, конец социально-этических исканий человека»...
Газета «Жизнь» была закрыта советской властью летом 1918 наряду с другими органами анархической прессы. Через год товарищи по «Союзу идейной пропаганды» оставили организацию: одни ушли к большевикам, другие, как Аршинов, присоединились к массовому анархическому движению Украины, махновщине. Боровой остался единственным лидером Союза, но не оставлял работы в нем, - вплоть до 1922 он организует лекции по истории и теории анархизма, участвует в выпуске классики анархической литературы. Пропаганду анархизма Боровой фактически ведет и среди студентов Московского университета и других вузов, читая лекции по истории социализма, рабочего движения, новейших тенденциях капитализма и т.д. – не лишним будет сказать, что высокий статус человека науки был подтвержден полученным в 1919 году званием профессора факультета общественных наук МГУ.
Сила воздействия Борового на аудиторию была велика; вот одно из очень немногих свидетельств, оставленное современником, о производимом им впечатлении. Слово Нестору Махно: «Вскоре после нашего посещения А.А.Борового, тов.Аршинов организовал лекцию «О Толстом и его творчестве», которую читал тов. Иуда Гроссман-Рощин, со вступительным словом тов. Борового.
Эта лекция, как и вступительное слово к ней Борового, меня, крестьянина-анархиста, очаровали; в особенности, должен сознаться, очаровало меня слово Борового. Оно было так широко и глубоко, произнесено с такой четкостью и ясностью мысли, и так захватило меня, что я не мог сидеть на месте от радости, от мысли, что наше движение не так уж бедно духовными силами, как я себе представлял. Помню, как сегодня, что я, как только Алексей Алексеевич окончил свою вступительную речь к лекции Рощина, выскочил из зала и побежал в фойе, чтобы пожать ему, Алексею Алексеевичу, руку и выразить свое чувство товарищеской благодарности. Зайдя в фойе, я встретился лицом к лицу с Алексеем Алексеевичем, прохаживавшимся по фойе. Я был полон радости за него, за его успех перед аудиторией, которая – я видел и переживал это вместе с ней, я был в этом убежден – аплодировала с такой радостью и чувством благодарности. Затем, разговорившись с ним, я подал ему руку и выразил ему все то, что чувствовал… По-моему, он вполне заслужил такое выражение признательности.
Но Алексей Алексеевич был скромен и, крепко держа мою руку в своей, полусмеясь и глядя на меня и на стоявшего рядом со мной тов. Аршинова, сказал: - Благодарю, но мне кажется, что я несколько обидел тов. Рощина: я заставил его долго ожидать конца вступительного слова.
Я подхватил: - Нет, вам, Алексей Алексеевич, мало времени дали!..»
Разумеется, несмотря на все красноречие и убедительность, старые, чисто индивидуалистические и антикропоткинские взгляды Борового (названные однажды, как мы помним, «ницшеанским словоблудием») не могли бы так очаровать фанатика практического анархизма, каким был Махно. Но мировоззрение Борового продолжало постепенно меняться: к началу 1920-х оно теряет остатки индивидуализма и приближается к классическому анархизму, - сам Боровой называет свои взгляды «анархо-гуманизм» и признает вполне возможным примирение общественных и личных интересов на почве социалистического коллективизма. Свои взгляды этого времени он излагает в наиболее продуманной и глубокой книге «Личность и общество в анархическом мировоззрении» (1921).
В конце 1921, воспользовавшись попыткой студентов Коммунистического Университета организовать открытый диспут «Анархизм против марксизма» (защищать две противоположные идеологии должны были Боровой и член большевистского ЦК Бухарин), власти изгнали обвиненного в антисоветчине Борового из МГУ, а осенью 1922 добились лишения профессорского звания и запрета на преподавательскую работу. После этого Алексею Алексеевичу пришлось осваивать профессию экономиста. Но и в 1920-х годах, когда легальный анархизм испытывал все большее давление, он продолжал активную анархическую и общественную деятельность: работал редактором в анархо-синдикалистском книгоиздательстве «Голос Труда», входил в несколько исторических обществ и в Научную секцию Всероссийского Общественного Комитета (ВОК) по увековечиванию памяти П. А. Кропоткина. Участие в ВОК имело особое значение: оно позволяло выступать с лекциями в Музее Кропоткина, остававшемся единственным легальным прибежищем анархизма в «стране Советов» вплоть до 1929 года; Боровой являлся секретарем Научной секции, а в 1925 был избран товарищем (заместителем) председателя Комитета.
Летом 1927 группа старых московских анархистов (в т.ч. Боровой) пыталась организовать кампанию в защиту приговоренных в США к смертной казни единомышленников Н. Сакко и Б. Ванцетти. Инициаторы рассчитывали, что эта кампания даст возможность выступить с открытой пропагандой идей анархизма, а также поднять голос в защиту ссыльных и заключенных анархистов СССР, но Моссовет, куда они неоднократно обращались за разрешением на проведение митинга солидарности, так и не соизволил дать такое разрешение.
Тем не менее, недолгое существование «Бюро по защите Сакко и Ванцетти» сыграло важную роль в консолидации анархистов столицы. Вокруг таких ветеранов, как В. Бармаш, А. Боровой, Н. Рогдаев, В. Худолей, начали собираться и не отказавшиеся от своих убеждений старики, и только-только открывавшая для себя анархизм молодежь.
Складывавшаяся подпольная группа установила связи с редакцией парижского анархического журнала «Дело труда», издававшимся Аршиновым и Махно, и после изучения знаменитой Платформы приняла ее за основу своих взглядов. Практическое участие Борового в делах группы Бармаша-Худолея вылилось в составление сборника статей «10 лет Октября», давшего с анархо-коммунистических позиций политико-экономический анализ первой декады большевистского правления (текст сборника был нелегально переправлен через границу и издан брошюрой в Париже), а также организацией борьбы против «анархо-мистиков», - «уродливого нароста на теле анархизма», как он сам характеризовал это «эзотерическое» учение, пытавшееся подменить научный атеизм и классовый подход Кропоткина и его последователей – туманными «тамплиерскими» легендами об ангелах и демонах и реакционными рассуждениями о ненужности революционной борьбы и вообще всяких попыток изменения общества. С этой целью Боровой попытался создать, как он писал, «группу анархистов, которые могли бы в стенах Кропоткинского музея выявлять и защищать в противовес мистической секции анархизм, очищенный от инородных примесей", - но дело закончилось заключением блока мистиков, администрации музея и органов, которые в итоге удалили из Кропоткинского комитета и Борового, и всех его сторонников.
В начале 1929 в «Деле Труда» было опубликовано коллективное письмо московских анархистов, приветствовавших деятельность журнала и издававшей его группы как единственное, что может вывести революционный анархизм из кризиса. Письмо было подписано и Боровым, и такая оценка им деятельности платформистов, сторонников единой централизованной организации анархистов-коммунистов, товарищеской дисциплины и ответственности, - еще десять лет назад совершенно немыслимых для него вещей, - означала окончательный разрыв с индивидуалистическим анархизмом.
В мае 1929 Боровой был арестован ОГПУ вместе с другими московскими товарищами и обвинен в «активной работе по созданию в Москве нелегальных анархических групп, в распространении антисоветской литературы, в связях с анархической эмиграцией». 12 июля того же года Особое совещание ОГПУ приговорило его к трехлетней ссылке в Вятку.
Освобождение из ссылки не принесло серьезных облегчений старевшему анархисту: органы запретили Боровому проживание в крупных городах страны и ограничили возможности в выборе работы. Последние годы жизни Боровой провел во Владимире, работая бухгалтером, в одиночестве и бедности.
Умер Алексей Алексеевич 21 ноября 1935.
В Российском государственном архиве литературы и искусства до сих пор хранится обширный личный архив Борового (в т.ч. рукопись книги о Достоевском, переписка с А. Белым, А. А. Блоком, В. Я. Брюсовым, Б. Л. Пастернаком, А. Чаяновым и многими другими деятелями искусства и науки, неоконченные воспоминания). Когда-нибудь отсюда извлекут на свет неопубликованные до сих пор работы Борового по философии, истории, анархизму...
|
Линейный вид
