Сто лет назад, где-то в начале января 1920 года, в Казани умерла Лидия Николаевна Коротнева-Закржевская (1863-1920), известная в годы Гражданской войны деятельница анархического движения, бывшая эсерка (рев. псевдоним «Бабушка»).
Лидия Николаевна родилась в семье елецкого уездного предводителя дворянства. Сведения о ее юности мне не известны. С 1899 Коротнева-Закржевская жила в Казани, входила в эсеровские кружки, а затем и в Партию социалистов-революционеров. Во время Революции 1905-1907 вела активную пропаганду, предположительно, состояла членом Казанского комитета ПСР. Арестована в 1906, около года провела в тюрьме, после чего сослана в Вологодскую губернию.
Ссылку отбывала в Вельске и Тотьме, здесь вышла из ПСР и стала анархисткой-коммунисткой по убеждениям. Скорее всего, это произошло около 1908-1909, под влиянием разоблачения провокации Евно Азефа и вызванного этим кризиса в эсеровской партии. К анархистам тогда перешло значительное количество эсеров, – достаточно назвать таких известных деятелей, как Всеволод Волин и Аполлон Карелин.
В 1913 Коротнева-Закржевская была освобождена из ссылки по амнистии, вернулась в Казань и, пользуясь старыми связями, довольно быстро организовала Казанскую группу анархистов-коммунистов. В группу входили рабочие Паратского сталелитейного завода и Алафузовской текстильной фабрики, студенты Казанского университета и учащиеся средних учебных заведений. Под руководством Коротневой-Закржевской группа вела пропаганду, участвовала в дискуссиях с казанскими социал-демократами, эсерами и толстовцами, одновременно оказывая им техническую помощь. К зиме 1913-1914 были установлены связи с единомышленниками в Петербурге, откуда в Казань доставлялась нелегальная анархическая литература.
В начале 1914 года активные участники Казанской группы были арестованы, Коротнева-Закржевская и еще четверо анархистов сосланы в Сибирь. Ссылку «Бабушка» отбывала в Енисейской губернии вплоть до марта 1917 года.
После Февральской революции Коротнева-Закржевская участвовала в создании Красноярской инициативной группы анархистов, как ее представительница вошла в исполком Красноярского Совета, но уже весной 1917-го вернулась в Казань. Вокруг «Бабушки» собрались некоторые ее товарищи по прежней подпольной работе, а вскоре воссозданная ею группа объединилась с группой рабочих-анархистов обувной фабрики «Поляр», положив начало Казанской федерации анархистов (КФА). Лидия Николаевна снова вела пропаганду среди рабочих и солдат, участвовала в создании рабочих клубов и кооперативов.
Во время Октябрьского восстания Коротнева-Закржевская сотрудничала с Казанским военно-революционным комитетом, но от участия в органах новой власти, конечно, отказалась, оставшись на скромной должности библиотекаря. Много времени и сил отдавала работе в клубе КФА, выступала с лекциями по анархизму. В отличие от соседних Самары и Нижнего Новгорода, крупным центром анархического движения Казань так и не стала, но КФА все же имела очень сильное влияние среди матросов волжских пароходств, а также на Пороховом заводе, Алафузовской фабрике и «Поляре».
В мае-июне 1918-го многие казанские анархисты ушли на фронт против чехословаков и комучевцев; окончательно деятельность КФА прекратилась в начале августа в связи с падением советской власти в Казани.
Осенью 1918-го «Бабушка» восстановила Казанскую группу анархистов-коммунистов, которая под ее руководством продолжала активную агитационно-пропагандистскую деятельность. Как и прежде, работала библиотекарем. Как относились она сама и ее товарищи к большевистскому режиму, имели ли отношение к деятельности анархистов подполья, – сведений не имеется. Но даже если анархисты Казани были лояльны к большевикам, – для чекистов это не имело значения. В конце ноября 1919-го из Москвы пришло распоряжение провести аресты всех известных Казанской губЧК анархистов.
56-летняя «Бабушка» была арестована около 28-29 ноября 1919-го по обвинению в контрреволюционной агитации. Зимой 1919-1920 в тюрьме губЧК начался тиф, от которого до весны скончалось множество арестантов. Заболела и Коротнева-Закржевская. В связи с состоянием здоровья постановлением Казанской губЧК от 3 января 1920 года она была освобождена до решения дела под подписку о невыезде.
Через несколько дней после освобождения Лидия Николаевна Коротнева-Закржевская умерла.
П.С. Наверное, они не хотят портить свою статистику, – но и царские, и советские, и современные российские тюремщики иногда отпускают политических заключенных – умирать. Начиналась эта практика еще во времена народников 1870-х. В дни когда умирала «Бабушка», был освобожден и умер еще один легендарный анархист, дважды смертник Лев Алешкер (отметьте, если интересно – напишу очерк и о нем). Прямо сейчас, в январе 2020-го, в Мордовии умирает политзэк Илья Романов, о котором благодаря давлению общественности тоже поднят вопрос об освобождении по состоянию здоровья…
Авторизованная биографическая справка для одного пока еще не реализованного проекта.
Старостин Василий Васильевич (1960-2019). Родился в Данилове Ярославской области 12 января 1960. Образование высшее, окончил Сибирский государственный университет физкультуры и спорта (1982). В детстве жил в Железногорске-Илимском Иркутской области, затем в Омске. По окончании учебы работал завучем в спортивной школе, директором подросткового клуба, тренером по боксу. Интерес к анархизму появился в средней школе, при изучении на уроках истории деятельности Первого Интернационала и участия в нем К. Маркса и М.А. Бакунина. Член Конфедерации анархо-синдикалистов (КАС) с 1990 года. Делегат Четвертого (Самара, май 1991), Пятого (Томск, май 1992) и Шестого (Москва, 1993) съездов КАС, региональных съездов организаций КАС в Сибири. Сотрудник и соредактор сибирских анархо-синдикалистских газет «Рабочий», «Синдикалист», корреспондент информационного центра рабочего и профсоюзного движения «КАС-КОР».
С 1992 – железнодорожный рабочий. Организатор и лидер Омской конфедерации труда (ОКТ). В условиях распада общероссийской организации КАС в первой половине 1990-х сибирские анархо-синдикалисты сумели сохранить свои структуры, а в начале 1995 образовали межрегиональный профсоюз Сибирская конфедерация труда (СКТ), одним из учредителей которого стал Старостин. С момента создания СКТ вела и ведет деятельность, основанную на традициях революционного синдикализма; как один из лидеров СКТ и председатель ОКТ Старостин принимал активное участие во множестве стачек, в движении против жилищно-коммунальной реформы и милицейско-полицейского произвола; в 2000 избран исполнительным секретарем СКТ. Одновременно вел антифашистскую, природозащитную и другую общественную деятельность. Одним из первых в России поднял тему прекаризации трудовых отношений.
В 2006 стал организатором «Союза отверженных», неформального движения выпускников детских домов, тогда же при СКТ был создан Комитет защиты прав выпускников детских домов; благодаря юридической помощи бывшим детдомовцам «Союзу бездомных» удалось добиться положительного решения судов о получении жилья (квартир) для более чем 500 человек. Участник Европейских социальных форумов во Флоренции, Париже и Афинах, в т.ч. их секций и семинаров по рабочему движению. Участник Российских социальных форумов в Москве, Новосибирске, Томске и Иркутске, на которых был координатором по тематике профсоюзов и рабочего движения. Подвергался давлению и преследованиям со стороны властей, в частности, в 2006 вместе с группой детдомовцев был снят с поезда при поездке на Социальный форум в Петербурге.
В последние годы жизни страдал тяжелым онкологическим заболеванием, перенес несколько хирургических операций, был признан инвалидом 2 группы. Несмотря на состояние здоровья, продолжал общественную деятельность до конца жизни, оставаясь убежденным анархистом-синдикалистом.
Сто лет со дня смерти Александра Никифоровича Дунаева (1850-1920), видного участника толстовского движения в России, – движения самобытного, плохо укладывающегося в строгие рамки классификаторов, но, несомненно, имевшего мощную антигосударственную, анархическую основу. Движения, очень неоднородного по своему составу, а также по степени вовлеченности в него и готовности следовать провозглашенным им принципам, – ярким примером чему может служить герой нашего сегодняшнего очерка. Но, думается, столетний юбилей является достаточным поводом, чтобы рассказать о полузабытых уже именах.
Дунаев родился в 1850 году в семье купца 1-й гильдии, владельца табачной фабрики. Участвовал в отцовском бизнесе, избирался гласным Московской городской думы, но – разорился вскоре после женитьбы. С помощью друзей в 1886 устроился на службу в Московский торговый банк, работал в его правлении. Материальное положение наладилось, однако Дунаев переживал тяжелый духовный кризис.
В 1887 году Дунаев познакомился с Толстым и, как писал один из последователей великого писателя, «жизнепонимание Льва Николаевича, которое он всецело разделял, дало ему нравственную опору в жизни». Дунаев стал единомышленником, близким помощником и личным другом Толстого. Он много сил и средств уделял благотворительности, во время голода 1891-1892 годов организовывал столовые для голодавших крестьян, ходатайствовал об освобождении арестованных толстовцев и отказников от воинской службы, навещал их в тюрьмах и оказывал материальную помощь, участвовал в создании первой в Москве вегетарианской столовой. В конце 1890-х сыграл важную роль в организации переселения нескольких тысяч закавказских духоборов в Канаду. Судя по всему, Дунаев имел также самое непосредственное отношение и к нелегальной издательско-пропагандистской деятельности толстовцев: во время одного из обысков, которым нередко подвергались активные участники толстовского движения, в доме Дунаева было обнаружено и изъято около четырех пудов запрещенных книг, брошюр и рукописей.
Судя по свидетельствам друзей и современников, Дунаев вовсе не был борцом, готовым на любые жертвы ради своих убеждений. Он «тяжело переживал какие бы то ни было правительственные репрессии и находил забвение в работах на огороде (…) который он обрабатывал собственноручно». Парадоксальным образом, ни репрессии, ни убеждения не мешали Дунаеву делать карьеру по службе, и к началу 1900-х годов он стал директором Московского торгового банка. Конечно, все это привело к утрате взаимопонимания с новым поколением последователей Толстого: они, как правило, были бОльшими ригористами, были больше ориентированы на активную деятельность. На старых толстовцев, «служивших в банках, на железных дорогах, как Дунаев, Буланже, Зонов и другие», для которых «толстовство было только религией, дававшей им смысл жизни», молодые смотрели с непониманием. А уж «толстовец – директор банка» воспринимался ими как некое недоразумение. Злые языки поговаривали даже, что Дунаев давно уже перестал разделять толстовские взгляды, и лишь в присутствии самого Льва Николаевича «практикует внешние проявления толстовства», например, вегетарианство.
А Дунаев оставался самим собой. Служил в банке, отдыхал за работой на своем огороде, поддерживал дружбу со старыми единомышленниками, включая Толстого. Даже стал заведовать финансовыми делами семьи Толстого. Лишь в «последние годы, когда Дунаев, съездив в Германию, стал очень восторгаться всем германским, Льва Николаевича раздражали его рассказы о превосходстве немцев и совершенстве германской культуры и техники, и он отдалился от него, и Дунаев стал реже бывать в Ясной Поляне».
Отдалился – но примчался в Ясную Поляну в ноябре 1910. Помогать в устройстве похорон своего друга и учителя.
В последние годы жизни Дунаев состоял действительным членом московского Толстовского общества. После Октябрьского переворота и национализации банков продолжал работать в бывшем Московском торговом банке, конечно, уже не директором. Пенсии от новой власти ему не полагалось, 69-летний старик должен был обеспечивать себя сам.
Умер Александр Дунаев в Москве 15 января 1920 года.
Обещанный очерк о «дважды смертнике» Льве Алешкере (1881 – 1920), столетие смерти которого приходится примерно на текущий месяц.
Лев Лейвикович Алешкер родился в Витебске 11 (23) июня 1881 в семье раввина. Сведения о его детстве и ранней юности очень скудны. Известно, что какое-то время он занимался публицистикой, сотрудничал в газете «Витебский листок». Вероятно, журналистом он стал за границей, уехав во Францию в конце 1890-х. В начале своего жизненного пути был очень религиозен, поскольку известно, что Алешкер намеревался пойти по стопам отца и стать раввином. Но за границей от этих планов отказался: познакомившись с революционным движением, Алешкер присоединился к анархистам-коммунистам. Принимал активное участие в анархическом движении Франции, получил в нем определенную известность. Был знаком с лидерами французских анархистов, в частности, вел переписку с Шарлем Малато, ветераном, заставшим еще Бакунина, и автором книги «Философия анархизма». Подготовил к изданию работу «Социалистические документы», вышедшую под псевдонимом «А. Даль» на французском и болгарском языках в 1904 и 1906 годах. Известно также, что в какой-то момент Алешкер собирался переехать в Испанию, – вероятно, по той причине, что испанский анархизм того времени носил более радикальный, боевой характер, чем французский.
С появлением в начале 1900-х российского анархического движения Алешкер начал оказывать ему содействие. Он был связан с женевской Группой русских анархистов за границей, в 1902-1903 участвовал в создании в Париже «Революционной библиотеки», а в июне 1904 – Издательской группы «Анархия», поставившей себе целью обеспечить зарождавшееся движение теоретической и пропагандистской литературой. С момента возникновения Издательской группы Алешкер попал в поле зрения российских властей: его имя появилось в розыскном списке Департамента полиции за июнь 1904 с отметкой «опасный анархист».
После событий 9 января 1905 года, вошедших в историю под названием «Кровавое воскресение», когда стало очевидно начало революции в России, парижские анархисты из Издательской группы «Анархия» начали возвращаться на родину, – в Вильно, Ригу, Белосток и т.д. Алешкер и его товарищ Василий Латин уже к февралю 1905 нелегально прибыли в Одессу и присоединились к Южно-русской группе анархистов-коммунистов (ЮРГАК).
Одесса к этому времени уже имела прочную репутацию второго в России центра анархического движения, – первое место оставалось за Белостоком. Незадолго до приезда Алешкера полиция арестовала большую группу членов ЮРГАК во главе со старым польским революционером Александром Шетлихом, и Алешкер сразу оказался в центре всей работы организации. Он вел пропаганду среди рабочих, выступал на митингах и сходках, работал в лаборатории по изготовлению бомб, содействовал стачкам, охватившим город весной 1905-го. Пропаганда имела блестящий успех: ЮРГАК быстро пополнялась новыми членами, в частности, к группе перешла значительная часть местных эсеров, включая всю партийную боевую дружину. В это же время Одесса сыграла важнейшую роль в становлении анархического движения во всем регионе, – под влиянием ЮРГАК группы анархистов появлялись все в новых и новых городах и селах Украины, а в апреле 1905-го одесские и киевские анархисты договорились начать совместный выпуск общероссийского печатного органа, газеты «Набат». Эти организационные дела требовали частых разъездов, и всю весну Алешкер, помимо работы в Одессе, совершал поездки в другие города. Вероятно, так его и выследили.
13 мая 1905 года Алешкер возвращался домой пароходом из Николаева, где накануне выступал на рабочем митинге. В одесском порту его уже ждали агенты Одесского охранного отделения. Арест произошел с боем: Алешкер стрелял в полицейских и ранил сыщика Федора Мазепова. Ровно через четыре месяца, 15 сентября 1905 года, Одесский военно-окружной суд приговорил его к смертной казни за принадлежность к анархистам-коммунистам, изготовление и хранение бомб и взрывчатых веществ, покушение на Мазепова. В российском анархическом движении 20-го века Алешкер стал первым смертником, но казнен он не был. Поскольку Мазепов остался жив, суд ходатайствовал о замене приговора на бессрочную каторгу. Окончательное решение должен был принять Сенат, который поначалу оставил приговор без изменений, но после выхода манифеста об амнистии от 21 октября 1905-го казнь была заменена на 15 лет каторги.
С 1906 Алешкер отбывал наказание в Акатуйской центральной каторжной тюрьме. С первых же дней он отказывался подчиняться тюремному режиму, участвовал во всех голодовках и других актах протестах.
20 августа 1907 года в ответ на насилие и оскорбление со стороны тюремного надзирателя Алешкер ударил его бутылкой по голове и нанес легкую рану. Возбудили новое дело, и дело это было нешуточное: лишенный всех прав арестант совершил нападение на охранника. В наказание Алешкер был переведен на время следствия в Горно-Зерентуйскую тюрьму. В конце 1908 или начале 1909 года военный суд приговорил его к смертной казни через повешение. Так Алешкер снова оказался в камере смертников.
После суда Алешкер написал письмо-завещание «На пороге смерти», в котором объяснял свой поступок и изложил свои взгляды на проблему революционного насилия. Он начал с того, что назвал себя последователем «позитивной стороны учения Толстого – пассивного сопротивления», категорически отвергнув террор и как орудие мести, и как средство борьбы за реализацию анархического идеала: террор в понимании Алешкера является не более чем «средством самозащиты и предотвращения насилия» со стороны власти. Кажется, этот удивительный человек стал первым и единственным в мире толстовцем-террористом. (Спустя много лет, в 1951 году, возникло дело «Толстовского контрреволюционного террористического центра», участники которого – выжившие после прежних неоднократных арестов старики-толстовцы – обвинялись в подготовке покушения на Сталина, – но дело это оставим на том, что заменяло сталинским следователям совесть). Впрочем, алешкеровское толстовство было деятельным, ориентированным на подготовку всенародной революции и создание безгосударственного коммунистического общества. Отрицая террор, в своем завещании он призывал к «постоянному и полному бойкоту» власти государства и капитала, к массовому прямому действию и реализации народных прав захватным образом.
Письмо Алешкера удалось передать на волю, и в 1909 году оно было опубликовано в парижском издании «Альманах. Сборник по истории анархического движения в России». Публикация сопровождалась некрологом. Это обстоятельство внесло изрядную путаницу в труды историков-анарховедов, которые много десятилетий считали, что Алешкер был казнен царским режимом. В действительности, при утверждении приговора казнь снова заменили на каторгу – теперь бессрочную.
Из Горного Зерентуя Алешкера перевели в Кутомарскую тюрьму. В августе 1912-го он участвовал в массовой двухнедельной голодовке арестантов. Участвовавший в тех событиях эсер-максималист Иосиф Жуковский-Жук вспоминал: «Особенно непоколебим был Алешкер. Маленький, тщедушный, чахоточный, этот человек обладал могучей душой и стальной непоколебимой волей. Выходец из духовной, еврейской среды, анархист-коммунист по убеждению, он на каторге не подчинялся никакому режиму принципиально. Его тюремная жизнь, это – сплошная борьба с тюремщиками. “Каждый шаг революционера должен быть борьбой”, страстно доказывал он, и в то же время он был противником самоубийств». Голодовка окончилась неудачно; спустя две недели после ее завершения Алешкер объявил новую голодовку, которую вел в одиночку более десяти дней. На седьмой день по приказу начальника тюрьмы Головкина он был жестоко избит надзирателями, а затем снова переведен в Горный Зерентуй. Уже в следующем году в связи с систематическим неподчинением режиму Алешкер был переведен «на исправление» в Рижскую центральную каторжную тюрьму, отличавшуюся особенно строгим режимом.
Из Рижского централа Алешкера освободила Февральская революция. Он поселился в Москве и возобновил активное участие в анархическом движении. Бывший террорист окончательно перешел на пацифистские позиции, став одним из главных деятелей и идеологов «мирного анархизма». Этим термином в 1917 – 1920-х называли себя те сторонники кропоткинского анархо-коммунизма, что принципиально отвергали всякое насилие. Как нетрудно заметить, «мирный анархизм» был максимально близок к классическому толстовству, отличаясь от последнего лишь своей внерелигиозностью. Сторонники этих двух идейных течений тесно сотрудничали друг с другом, нередко одновременно состояли и в анархических, и в толстовских формированиях, – как это было и с Алешкером: он принимал участие в деятельности и Всероссийской федерации анархистов-коммунистов (ВФАК), и Общества истинной свободы в память Л.Н. Толстого, выступал с лекциями в клубах анархистов и толстовцев, сотрудничал (под псевдонимом «Мирный анархист») в разных периодических изданиях. В декабре 1918-го Алешкер участвовал в 1-м Всероссийском съезде анархистов-коммунистов, а в следующем году издал книгу «Беседа о мирном анархизме».
К концу второго года советской власти московские анархисты, состоявшие в ВФАК, сохраняли к ней более чем лояльное отношение. Допустимой они считали исключительно идейную борьбу с большевистским режимом, критику его «отдельных недостатков» и терпеливое ожидание обещанной Лениным эволюции «диктатуры пролетариата» в сторону «отмирания государства». Алешкер, как «мирный анархист» и пацифист, тем более не мог принимать участия в вооруженной борьбе, которую к осени 1919-го начали анархисты подполья. Чекисты, однако, в такие тонкости не вдавались: в начале октября 1919-го они установили, что взрыв здания Московского комитета РКП(б) 25 сентября совершили анархисты, – и в поисках следов подполья начали аресты всех известных МЧК московских анархистов.
Алешкер был арестован 9 октября 1919-го, на второй день операции по ликвидации анархистов. В какой именно тюрьме он сидел – не установлено, но, по воспоминаниям товарищей, «сидел в невероятных условиях» и не раз подвергался избиениям. Освобожден он был примерно в начале января 1920 года, будучи уже смертельно больным.
Лев Лейвикович Алешкер скончался в Москве в самом начале 1920 года, через несколько дней после освобождения.
П.С. Информация для проекта «Последний адрес»: в 1919 году Алешкер проживал в Москве по адресу Сущевский тупик, дом 13, квартира 20.
Последний раз редактировалось Дубовик; 17.01.2020 в 13:07.
Около месяца назад рядом публикаций (но не моей) была отмечена столетняя годовщина депортации из США большой группы анархистов и социалистов российского происхождения. Сегодня – дата другого столетнего юбилея, связанного с этой группой. 19 января 1920 года 249 депортированных перешли финско-советскую границу в районе станции Белоостров под Петроградом.
Прибывших «американцев» встретила делегация во главе с секретарем Петроградского комитета РКП(б) Сергеем Зориным. Был проведен митинг, после которого все отправились в Петроград. И тут оказалось, что петроградские власти поспешили: из Москвы была получена телеграмма Совнаркома РСФСР, согласно которой разрешение на переход границы давалось только троим депортированным: имевшим на то время всемирную известность анархистам Александру Беркману, Эмме Голдман и Петру Бианки. Причина понятна: подавляющее большинство прибывших (180 человек) принадлежали к анархистам, которые и так уже заполнили «революционные» тюрьмы Советской России. Недолго думая, «американцев» арестовали – всех, кроме названной Совнаркомом троицы. Лишь в результате протестов Беркмана, Голдман и Бианки арестованные были вскоре освобождены.
На митинге в Белоострове Беркман говорил: «С сегодняшнего дня мы все едины (…) в святом деле революции, едины в ее защите, едины в нашей общей цели свободы и блага народа. Социалисты или анархисты – наши теоретические разногласия остаются позади. Сейчас мы все революционеры и плечом к плечу будем стоять вместе, чтобы бороться и работать во имя освободительной революции». Наивность этих утверждений стала понятна ему самому уже в ближайшие месяцы: никакого единства ни с кем большевики не хотели. Многие и многие «американцы», сохранившие верность своим убеждениям, уже с осени 1920 года начали свой крестный путь по тюрьмам и концлагерям.
В декабре 1921 года Беркман и Голдман были вынуждены уехать из России.
Петр Бианки вскоре вступил в РКП(б) и в дальнейшем работал в партийных и хозяйственных организациях, стараясь не вспоминать о былой принадлежности к анархистам. В марте 1930 его убили восставшие против сталинского «социализма» сибирские крестьяне.
Сергей Зорин, как положено настоящему большевику, был обвинен в целом букете разнообразных контрреволюционных преступлений и расстрелян в 1937.
= = = = = = = = = =
В тот же день 19 января 1920 года в Нью-Йорке вышел первый номер газеты «Американские известия» (1920-1924), «органа русских профессиональных и культурно-просветительных организаций Соединенных Штатов и Канады». Основанная как беспартийное издание Исполкома российского общеколониального съезда в Соединенных Штатах и Канаде, уже в июне 1920 газета фактически стала органом анархистов-синдикалистов. Выходила еженедельно и ежедневно тиражом 3 тысячи экземпляров. Главными редакторами были меньшевик И.Л. Дурмашкин (1920), анархисты К.Ф. Гордиенко (1920-1921) и М.И. Рубежанин (1921-1924). Типография и редакция газеты подвергались нападениям со стороны полиции и американских коммунистов. После выхода 506-го номера в конце 1924 «Американские известия» объединились с анархо-коммунистическим изданием «Волна», положив начало новой газете «Рассвет».
Девяносто лет со дня смерти Сергея Алексеевича Агафонова (1883-1930).
Сергей Агафонов (рев. псевдонимы «Стенька», «Сенька», «Мартовский») родился в Арзамасе Нижегородской губернии. В молодости работал помощником лесничего в Нижегородской губернии. Уже в это время вступил в ПСР, в 1901 году. В 1905 был призван на воинскую службу, которую проходил в Москве во 2-м гренадерском Рязанском полку. Участвовал в солдатским восстании 2-4 декабря 1905, ставшем прологом Декабрьскому вооруженному восстанию в Москве. При его подавлении был арестован, в апреле 1906 приговорен к бессрочной каторге.
По пути в сибирские каторжные тюрьмы Агафонов бежал и с этого времени находился на нелегальном положении. Около года он работал в военных организациях эсеров и эсеров-максималистов в Москве и Твери, а к весне 1907 оказался в Севастополе, где был инструктором боевой дружины при Севастопольском комитете ПСР.
В марте 1907 года севастопольские боевики заявили о разрыве с ПСР и присоединении к анархистам-коммунистам, образовав Севастопольскую революционную боевую дружину «Свобода внутри нас» (СБРД). Ее руководителями стали известный позже «неонигилист» Андрей Андреев (1882-1962), фермер Карл Штальберг (ок. 1866 – 1908), которого наверняка помнят все, кто читал савинковские «Воспоминания террориста», и Сергей Агафонов, – самый «неизвестный» из этой троицы. В составе группы «Свобода внутри нас» Агафонов руководил лабораторией по изготовлению бомб, готовил боевые акты, в т.ч. самый известный акт севастопольских анархистов – вооруженное освобождение двадцати одного политзаключенного Севастопольской тюрьмы, совершенное в ночь на 15 июня 1907 года.
Агафонов был арестован уже в июле 1907 года при ликвидации лаборатории. Группа «Свобода внутри нас» продолжала активную деятельность в Крыму и Киеве до февраля 1908, но в конце концов все ее члены также были арестованы либо погибли. Процесс по делу «Свободы внутри нас» прошел в военном суде в Севастополе 11-12.12.1908, Агафонов был приговорен к бессрочной каторге. Наказание отбывал в тюрьмах Севастополя, Самары и Николаева вплоть до Февральской революции.
Сведения об Агафонове после 1917 года очень скудны. Он состоял членом Всесоюзного общества политкаторжан и ссыльнопоселенцев, в начале 1920-х жил в Москве, а к концу 1920-х – в Хабаровске, где работал заведующим лесным отделом Дальлесхоза и лесторга.
9 мая 1929 года Агафонов был арестован Экономическим отделом ОГПУ по обвинению в шпионаже в пользу Японии. Подробности дела лично мне остаются не известными. Следствие шло около восьми месяцев, Агафонов был приговорен к расстрелу и казнен в Хабаровске 24 января 1930 года.
Комбинированный вид
