Анархическая Поэзия

[Елизавета]

Сбежавшая из рая.
У распахнутого я сидела окна,
Ночь была ароматом и жаром полна.
Сквозь расчерченный чёрным рисунок ветвей
Проявлялись дома - блеск уютных огней.
Вдруг ударил с небес света луч. Чей-то голос
Произнёс: "Сбился жизни запутанный волос.
Чтоб исправить тебе жизнь дурную твою,
Ты увидишь сейчас то, что скрыто в раю".
И душа поднялась, как пузырь на воде,
И увидела место огромное, где
Белизна, и огромные буквы стоят:
"Это рай. Заходи. Вот надежда твоя!"
Что же там? Что же там? Только снег, белый снег.
Нет там слёз - замерзают на краешках век.
По дороге, утоптанной в крепком снегу,
Бестелесные души уныло бредут.
И за ручку держась, словно в детском саду,
Православные люди колонной идут.
Каждый держит в руках преогромный плакат:
"Если мыслишь не так - то проваливай в ад!";
"Православные! Бьют вас все! Где вы?!"
Наконец, "Инквизиция - forever".
От тюремной колонны уйти не могу:
Ноги, словно колоды, застыли в снегу.
Вдалеке, там, где солнце должно бы всходить,
Появилась фигура от нас впереди.
Вырастает - блеск мрачных, угрюмых зрачков,
А в руках - крест из крепких, больших топоров.
Свет прозренья залил сотни бледных тех лиц.
Люди падают в снег, люди падают ниц.
Слышен стал вдруг густой, протодьяконский бас:
" Кто не верует с нами - идёт против нас!
Есть ли кто, перед высшим не гнувшие выю?
Изыдите таковые!
Есть средь вас бессемейные, чревом пустые?
Изыдите, таковые!
Есть средь вас сомневающиеся, умом кривые?
Изыдите таковые!"
И, как будто устали поклоны всё бить,
Люди дружно схватились за крепкие лбы.
А на теле вдруг - шерсти кудрявые струи!
Люди вмиг превратились в овец тонкорунных!
Волчий вой вдруг им в тёплые уши проник:
Мой раздался несмёрзшийся в воздухе крик.
Я рванулась оттуда, подальше от них,
Распластав своё серое тело, я - вниз!
Чтобы все их заветы достать не могли
Меня с любимой моей земли.

[Мария Мезозойская]

Елизавета, давно хотела спросить, последнее - твоё? Класс!
Вот только сейчас сочинила, по дороге в магазин, по реальным событиям. Крик души, можно сказать)) Музыка будет энергичная.
Полетели стрелы да за все пределы,
Разнеслись лучи да во все стороны,
Кто-то станет белым, кто-то будет бедным,
Подрастает смена классовой войны.

У меня был друг, он стоил сразу двух,
Старый-добрый, умный и отзывчивый,
Но однажды, падла, пробежала правда,
Между нами жадно и обидчиво.

Я сказала другу не со зла, а в шутку -
Хорошо тебе с твоей зарплатою!)))
Ну а он не понял, просто взял и бросил -
Да мне просто похуй на людскую беду!

Обижать его совсем я не хотела,
Ни копейки денег не просила, нет!
Ну а он не понял, просто взял и бросил -
Да горите вы все синим пламенем!

Припев
Они уничтожат врага,
Против тебя, Революция!
Они уничтожат меня,
Против тебя, Революция!

Друг мой извинился, из друзей сам(!) исключился,
А ведь были планы музыку писать,
Да и здесь он тоже на гитаре должен,
Только текст пришлось у песни поменять.
Полетели стрелы да за все пределы,
Разнеслись лучи да во все стороны,
Кто-то станет белым, кто-то будет бедным,
Прорастает семя классовой войны.

(Это не стихи, а всего лишь песня)

[Елизавета]

Елизавета, давно хотела спросить, последнее - твоё? Класс!

Вай? Где тут краснеющий смайлик... Да, моё, иначе я бы автора указала.


оффтоп: каюсь, забегалась и забыла выслать подборочку ошибок из махновских мемуаров. Прошу прощения.

[Socrates]

Такое впечатление, что анархической считается поэзия, в которой просто упоминаются либо имена анархистов или атрибуты анархизма (либо то что создатели воображают анархизмом).
Упомяни такие слова как воля, Махно, анархия, бей белых, красных (нужное подчеркнуть) и готово.
Мне же кажется (креститься надо), что если уж имеется анархическая поэзия, то это выражение внутренней свободы личности по отношению подавляющего её государства и косного общества, отождествление поэта не с героическими победителями, а со слабыми и угнетенными мира сего. Исходя из такого подхода, я бы назвал анархической поэзией:

Маяковского до 1917 года, особенно поэму «Облако в штанах»
«Где глаз людей обрывается куцый,
главой голодных орд,
в терновом венце революций
грядет шестнадцатый год.
А я у вас — его предтеча;
я — где боль, везде;
на каждой капле слёзовой течи
ра́спял себя на кресте.»

Мадельштам после года 1928, когда он понял, что «к смерти готов» и посмотрел на то, что твориться не в нем, а вокруг него.
«только слышно кремлёвского горца,
душегуба и мужикоборца.»

И, конечно, Уолт Уитмен и его «Листья травы», где, похоже, живет махновским лозунгом «С угнетенными против угнетателей – всегда».

«Гордое спокойствие мучеников,
Женщина старых времен, уличенная ведьма, горит на сухом
костре, а дети ее стоят и глядят на нее,
Загнанный раб, весь в поту, изнемогший от бега, пал на плетень
отдышаться,
Судороги колют его ноги и шею иголками, смертоносная дробь
и ружейные пули,
Этот человек - я, и его чувства - мои.

Я - этот загнанный раб, это я от собак отбиваюсь ногами…»