PDA

Просмотр полной версии : Франциско Феррер и современная школа (Эмма Гольдман. перевод с английского - Горен)


Сидоров-Кащеев
03.11.2008, 00:56
Опыт считается лучшей школой жизни. На человека, который не извлёк какого-то важного урока из этой школы, обычно считают дураком. Тем более странно то, что, хотя организованные институты снова и снова совершают ошибки, хотя они ничему не учатся на опыте, мы смиряемся с этим, как с неизбежностью.
В Барселоне жил и работал человек по имени Франциско Феррер. Он был детским учителем, и народ знал его и любил. Вне Испании только некоторые образованные люди знали о работе Франциско Феррера. Для мира в целом этот учитель не существовал.
Первого сентября 1909 года испанское правительство – по указке католической церкви – арестовало Франциско Феррера. 13ого октября, после судебного процесса, напоминающего фарс, его поставили в ров около тюрьмы города Монтжуич перед ужасной Стеной Многих Вздохов и расстреляли. Сейчас Феррер, малоизвестный учитель, стал символической фигурой, вызывающей протест всего цивилизованного мира против зверского убийства.
Убийство Франциско Феррера – это не первое преступление, совершённое испанским правительством и католической церковью. История этих институтов – это сплошной поток огня и крови. Однако они так и не выучили из своего опыта, что даже слабый и беззащитный человек, уничтоженный Церковью и Государством, растёт и вырастает в могучего великана, который когда-нибудь избавит человечество от их опасного владычества.
Франциско Феррер родился в 1859 году в скромной семье. Его родители были католиками и надеялись воспитать сына в той же вере. Они не знали, что мальчику суждено нести более высокую истину, и его мысль не будет ходить проторёнными путями. В раннем детстве Феррер начал подвергать сомнению веру предков. Он спрашивал, как может Бог, который говорит о любви и доброте, может прервать сон невинного ребёнка ужасом пыток, страданий, ада. Его живой исследовательский ум быстро раскрыл всю чудовищность этого кровавого монстра – католической церкви. Он не хотел иметь с ним ничего общего.
Франциско Феррер был не просто сомневающимся, не просто искателем истины, он был бунтарём. Его дух горел справедливым гневом против железного режима его страны, и, когда группа бунтовщиков во главе с отважным патриотом генералом Виллакампой, под знаменем республиканских идеалов, начали восстание против этого режима, среди них не было более отважного бойца, чем Франциско Феррер. Республиканские идеалы – я надеюсь, никто не свяжет их с республиканцами Америки. Как бы мы, анархисты, ни относились к республиканскому движению латинских стран, мы знаем, что они намного чище и выше коррумпированной и реакционной партии, уничтожающей любое стремление к свободе и справедливости в Соединённых Штатах. Надо, однако, вспомнить о Маццини, Гарибальди и многих других, которые направляли свой бунт не только против деспотизма, но также против католической церкви, которая с самого начала своего существования была врагом любого прогресса и свободолюбия.
В Америке всё наоборот. Там слово «республиканцы» означает облечённых властью правых, империализм, нечестные политические игры и уничтожение любых ростков свободы. Их идеал – это жирная, скользкая респектабельность Мак-Кинли и брутальное нахальство Рузвельта.
Испанские повстанцы были подавлены. Нужно нечто большее, чем один отважный бунт чтобы расколоть скалу, стоявшую столетия, чтобы срубить голову этой гидре – католической церкви и испанскому трону, За героической попыткой маленькой группы последовали аресты, преследования и казни. Те, кому удалось избежать расправы, бежали к иностранным берегам. Франциско Феррер был среди последних. Он отправился во Францию.
Как его душа, должно быть, развернулась на новой земле! Франция, колыбель свободы, новых идей и действий. Париж, вечно юный, блестящий Париж с его пульсирующей жизнью – после сумерек его собственной отсталой страны – как он должен был вдохновить его. Какие блестящие возможности открывались для юного идеалиста!
Франциско Феррер не терял времени. Как голодный набрасывается на еду, он бросался в различные либеральные движения, встречал самых разных людей, учился, впитывал знания и рос. именно там он увидел в действия Современную Школу, которой суждено было сыграть такую важную и роковую роль в его жизни.
Современная Школа во Франции была основана задолго до Феррера. Её источником, хотя и не в большой мере, был дух Луизы Мишель. Сознательно или бессознательно, она чувствовала ещё давно, что будущее принадлежит молодому поколению. То есть, пока молодые не будут освобождены от буржуазной школы – учреждения, уничтожающего ум и душу – общественное зло продолжит существовать. Возможно, она думала, как и Ибсен, что атмосфера наполнена призраками, победить которые взрослым не позволяют их суеверия. Как только они освобождаются от смертельной хватки одной химеры – они оказываются во власти девяноста девяти других. Поэтому лишь немногие достигают горной вершины полного освобождения.
Ребёнку, однако, не надо бороться с традициями. Его разум ещё не отягощён стереотипами, а его сердце не превратилось в лёд из-за кастовых и классовых различий. Ребёнок для учителя – всё равно, что глина для скульптора. Получится ли из него произведение искусства или корявая подделка – во многом зависит от творческой силы учителя.
Луиза Мишель была, как будто бы создана для того, чтобы понимать стремления детских душ. Она сама была как ребёнок – такая же добрая, нежная, простая и щедрая. Её душа всегда горела белым огнём против любой социальной несправедливости. Когда жители Парижа восставали против чего-либо неправильного, она всегда была в первых рядах. И когда она была помещена в заключение за свою преданность борьбе за освобождение угнетённых, маленькая школа на Монмартре вскоре прекратила существовать. Но зерно было брошено в землю, и плоды появились во многих городах Франции.
Самым важным событием Современной Школы был великий молодой старик Поль Робен. Вместе с несколькими друзьями он основал большую школу в Кемпуа, красивом месте возле Парижа. Поль Робен стремился к большему, нежели просто внедрение современных идей в образование. Он стремился показать на фактах, что буржуазная концепция «наследственности» - это не более чем предлог, позволяющий оправдать общество за его чудовищные преступления против детей. Идея о том, что ребёнок должен страдать за грехи отцов, что он должен продолжать жить в нищете и грязи, что он должен вырастать пьяницей или преступником – просто потому, что предки не оставили ему другой возможности – была слишком чудовищной для прекрасной души Поля Робена. Он верил что, какую бы роль ни играла наследственность, есть и другие факторы, не менее мощные, которые могут устранить её влияние. Хорошая экономическая или социальная среда, дыхание свободы, здоровые упражнения, любовь, забота и, самое главное, глубинное понимание потребностей ребёнка – это уничтожит жестокое, несправедливое и преступное клеймо, поставленное обществом на невинного ребёнка.
Поль Робен не выбирал детей, он не искал так называемых «лучших родителей»: он брал свой материал отовсюду, где находил его – с улиц, из лачуг, из приютов для сирот и подкидышей, из интернатов – из всех этих серых и ужасных мест, где наше дружелюбное общество прячет свои жертвы, чтобы усыпить своё чувство вины. Он собирал всех этих грязных, больных и дрожащих маленьких изгоев и приводил их в Кемпуа. Там, окружённые прекрасной природой, свободные, сытые, чистые, глубоко любимые и понимаемые, эти маленькие человеческие ростки начинали расти, расцветать и развиваться даже больше, чем мог ожидать их друг и учитель Поль Робен.
Дети росли и развивались в самодостаточных, свободолюбивых мужчин и женщин. Что может быть большей опасностью для институтов, призванных заставить бедных порождать бедных? Школа Кемпуа была закрыта французским правительством по обвинению в совместном обучении мальчиков и девочек, что было запрещено во Франции. Однако Кемпуа успела просуществовать достаточно долго чтобы доказать всем учителям свои невероятные возможности и стать зародышем новой системы образования, медленно но неизбежно подрывающей основы существующей системы.
За Кемпуа последовало большое количество новых попыток создания школ – среди них школа Мадлен Верне, талантливого писателя и поэта, автора книги «Свободная любовь» и Ля Руш[1], школа Себастьяна Фора, которую я посетила в Париже в 1907 году.
Несколько лет назад товарищ Фор купил землю, на которой он построил Ля Руш. За сравнительно короткое время ему удалось превратить дикую целину в цветущую землю, имеющую вид ухоженной фермы. Большой квадратный двор, ограниченный тремя зданиями и широкая дорога, ведущая в сады и огороды, радуют глаз посетителя. Сады, возделываемые так, как умеют только французы, поставляют большое количество овощей для Ля Руш.
Себастьян Фор считал, что если ребёнок подвержен противоречивым влияниям, его развитие в результате страдает. Только если материальные потребности, домашняя гигиена и интеллектуальная среда находятся в гармонии, ребёнок может вырасти здоровым и свободным.
Себастьян Фор рассказывает о своей школе:
«Я взял двадцать четыре ребёнка обоего пола, в основном сирот или тех, чьи родители были слишком бедны чтобы платить. Они одевались, содержались и обучались за мой счёт. К 12 годам они получат хорошее базовое образование. Между двенадцатью и пятнадцатью – их обучение всё ещё продолжается – они будут обучены какому-либо ремеслу с учётом способностей и склонностей каждого. После этого они свободны покинуть Ля Руш и начать жизнь во внешнем мире, уверенные, что они всегда могут вернуться в Ля Руш, где они будут приняты с распростёртыми объятиями, как родители принимают своих любимых детей. Если они хотят продолжить работу у нас, они могут сделать это на следующих условиях: Одна треть дохода идёт на покрытие расходов на содержание ребёнка, другая треть – в общий фонд для содержания новых воспитанников, а последнюю треть он или она может тратить по своему усмотрению.
Здоровье детей, которые сейчас находятся у меня на воспитании, совершенно. Свежий воздух, питательная пища, физические упражнения вне помещений, соблюдение правил гигиены, краткий и интересный метод обучения, и, прежде всего, наше понимание и забота о детях принесли удивительные результаты.
Было бы нечестно заявлять, что наши ученики творят чудеса; тем не менее, принимая во внимание, что они были обычными детьми без каких-либо особенных способностей, результаты более чем впечатляющие. Самое важное, что удалось им привить – и что крайне редко встречается у учеников обычных школ – любовь к знаниям, стремление учиться, получать новую информацию. Они освоили новый метод работы, улучшающий память и стимулирующий воображение. Мы делали особый упор на то, чтобы пробудить в детях интерес к окружающему миру, научить их понимать важность наблюдений, исследований и описаний, чтобы во взрослой жизни они не были слепыми и глухими к тому, что происходит рядом с ними. Наши дети ничего не принимают слепо на веру, не спрашивая зачем и почему; они не чувствуют себя удовлетворёнными до тех пор, пока не получат ответы на все свои вопросы. Поэтому их души свободны от сомнений и страха, порождённых неполными или ложными ответами – то есть, оттого, что обычно замедляет рост и развитие ребёнка и порождает в нём неуверенность в себе и окружающих.
Удивительно, как добры и заботливы маленькие дети по отношению друг к другу. Гармония между ними и взрослыми в Ля Руш – одно из наших самых впечатляющих достижений. Было бы неправильно, если бы дети уважали или боялись нас только потому, что мы старше их. Мы делаем всё возможное, чтобы завоевать их доверие и любовь. Понимание заменит обязанность, доверие – страх, а привязанность – строгость.
Никто не познал до конца все запасы любви, доброты и благодарности, скрытые в душе каждого ребёнка. Основная задача детского учителя – открыть это сокровище и стимулировать стремление ребёнка к самым лучшим и самым благородным целям. Можно ли придумать большую награду для того, делом, чьей жизни стало выращивание этих нежных цветов, чем видеть, как природа расправляет их лепестки и наблюдать развитие каждого из них в истинную индивидуальность? Мои товарищи в Ля Руш не ищут большей награды, и это их стараниями, даже в большей мере, чем моими собственными, наш сад приносит прекрасные плоды».[2]
Об истории и старых методах преподавания, Себастьян Фор говорил:
«Мы объясняем нашим детям, что настоящая история ещё не написана – история о тех, кто умер в безвестности, пытаясь помочь человечеству».[3]
Франциско Феррер не мог избежать этой волны попыток создания Современной Школы. Он видел её возможности не только теоретически, но и в практическом приложении к повседневной жизни. Он должен был понять это в Испании, которая, наверное, даже больше, чем какая-нибудь другая страна, нуждалась именно в таких школах, чтобы стряхнуть двойное иго священника и солдата.
Если мы представим себе, что вся система образования в Испании находилась в руках католической церкви, и вспомним католическую формулу «Чтобы взрастить католицизм в душе ребёнка девяти лет, необходимо разрушить её и сделать её непригодной для любой иной идеи», мы поймём всю грандиозность задачи, стоящей перед Франциско Феррером. Судьба вскоре помогла ему в осуществлении его великой мечты.
Мадемуазель Менье, ученица Франциско Феррера и весьма состоятельная женщина, заинтересовалась проектом Современной Школы. Когда она умерла, она оставила Ферреру некоторую ценную недвижимость и двенадцать тысяч франков годового дохода на содержание Школы.
Говорят, что грязные души порождают грязные мысли. Если это и в самом деле так, то попытки католической церкви очернить личность Феррера, чтобы оправдать своё преступление, вполне объяснимы. Поэтому американские католические газеты распространили ложь, что Феррер использовал свои отношения с мадемуазель Менье, чтобы завладеть её деньгами.
Лично я считаю что отношения, какой бы то ни было природы, между мужчиной и женщиной – это сугубо их личное дело. Поэтому я бы не сказала ни слова об этом, если бы это не было одной из многих грязных историй, распространяемых о Феррере. Конечно, те, кто знают о чистоте католического духовенства, поймут эту инсинуацию. Разве католические священники когда-нибудь смотрели на женщину иначе, чем как на машину для секса? Исторические данные об открытиях в обителях и монастырях свидетельствуют об обратном. Так могут ли они представить иные отношения между мужчиной и женщиной, кроме базирующихся на сексе?
На самом деле, мадемуазель Менье была скорее покровительницей Феррера. Проведя всё своё детство и девичество с несчастным отцом и покорной матерью, она могла легко понять необходимость любви и радости в жизни ребёнка. Она видела в Феррере учителя не по образованию или диплому, но по призванию и природному гению.
Вооружённый знаниями, опытом и всеми необходимыми средствами – и, прежде всего, вдохновлённый божественным огнём, наш товарищ вернулся в Испанию и начал дело своей жизни. Девятого сентября 1901 года была открыта первая Современная Школа. Её с энтузиазмом встретили и поддержали жители Барселоны. В краткой речи на открытии школы он представил свою программу своим друзьям. Он сказал: «Я не оратор, не пропагандист, не боец. Я – учитель; я люблю детей больше всего на свете. Я хочу внести свою лепту в борьбу за свободу нового поколения, готового встретить новую эру». Его друзья просили его быть осторожным в своих выступлениях против католической церкви. Они знали, что она не остановится ни перед чем, чтобы избавиться от своего врага. Феррер тоже это знал. Но он, как и Брандт, хотел всего или ничего. Он не мог строить Современную Школу на всё той же старой лжи. Он хотел быть честным и откровенным с детьми.
Франциско Феррер стал изгоем. С самых первых дней поле того, как он открыл свою Школу, он оказался под колпаком. За школой и его домом постоянно следили. За ним ходили по пятам, отслеживали каждый его шаг, даже когда он ездил к коллегам в Англию или во Францию. На нём было клеймо и было лишь вопросом времени, когда его враги затянут удавку.
Им это почти удалось в 1906, когда Феррера обвинили в жизни альфонса. Однако, свидетельства, оправдывающие его, были слишком сильными даже для чёрных воронов[4]; им пришлось отпустить его – на этот раз. Они ждали. О, они умеют ждать, когда им надо поймать жертву в капкан.
Момент, наконец, настал, во время антивоенного восстания в Испании в июле 1909 года. Вы будете напрасно искать в анналах революционной истории более знаменательный протест против милитаризма. Многие столетия находящийся под властью солдат народ Испании не мог больше выносить иго. Они отказались участвовать в бессмысленной резне. Они не видели смысла помогать деспотичному правительству покорять и подавлять маленький народ, бьющийся за свою независимость, как это делали отважные риффы. Нет, они не поднимут оружие против них.
Восемнадцать веков католическая церковь возносила молитвы за мир. Однако когда люди сделали их молитвы живой реальностью, она стала просить власти заставить их воевать. Династия Испании последовала убийственным методам российской династии – народ заставляли идти на поле боя силой.
Тогда и только тогда их терпение кончилось. Тогда и только тогда рабочие Испании восстали против своих хозяев, против тех, кто много лет, как упыри, высасывал их силы, их кровь, их жизнь. Да, они нападали на церкви и священников – но даже имей каждый из них тысячу жизней, и этого бы не хватило, чтобы отплатить за чудовищные преступления против испанского народа.
Франциско Феррера арестовали первого сентября 1909 года. До первого октября его друзья и товарищи ничего не знали о том, что случилось с ним. В этот день L'Humanité получила письмо, из которого можно узнать об этом смехотворном судебном процессе. А на следующий день его товарищ Соледад Виллафранка получила следующее письмо: «Нет причин волноваться; вы знаете, что я абсолютно невиновен. Сегодня я особенно счастлив и исполнен надежд. В первый раз я могу писать тебе, первый раз со времени моего ареста я могу купаться в лучах солнца, щедро льющихся через окошко моей камеры. Ты тоже должна быть весёлой».
Как глупо, что Феррер верил, вплоть до четвёртого октября, что его не приговорят к смерти. Ещё глупее то, что его друзья и товарищи вновь сделали попытку вселить во врага чувство справедливости. Снова они поставили на юридические механизмы – только для того, чтобы увидеть, как их братьев убивают на их глазах. Они не сделали никаких приготовлений к попытке освободить Феррера, даже к какому бы то ни было протесту, ничего. «Зачем? Ведь невозможно приговорить Феррера, он невиновен». Но всё возможно для католической церкви. Разве она – не опытный палач, суды которого над его врагами – прямая насмешка над правосудием?
Четвёртого октября Феррер послал следующее письмо в L'Humanite:
«Тюремная камера, 4 октября 1909 года.
Мои дорогие друзья – не считаясь с моей абсолютной невиновностью, прокурор требует смертной казни, основываясь на доносах полиции, представляющих меня как вождя всех анархистов мира, лидера боевых профсоюзов Франции, и вдохновителя заговоров и покушений по всему миру и объявляющих, что мои поездки в Англию и Францию были предприняты именно с этой целью.
С помощью таких нелепых обвинений и лжи они пытаются убить меня.
Почтальон скоро отправляется, у меня нет времени для дальнейших объяснений. Все свидетельства против меня, представленные судье – это не более чем подпорка лжи и гнусных инсинуаций. У них нет никаких доказательств, я ничего не сделал.
Феррер».
Тринадцатого октября 1909 года сердце Феррера, такое смелое, такое доброе, такое чистое, было остановлено. Несчастные дураки! Как только замер последний агонизирующий удар этого сердца, его стук отозвался в сотнях сердец по всему цивилизованному миру и вырос в ужасный гром, обрушивающий силу своего проклятия на тех, кто совершил это чудовищное преступление. Убийцы в чёрных сутанах, источающие благочестивый елей – на скамью правосудия!
Участвовал ли Франциско Феррер в антивоенном восстании? В первом обвинении, опубликованном в католической газете в Мадриде и подписанном епископом и всеми прелатами Барселоны, даже не было обвинения в участии. Обвинение сводилось к тому, что Феррер создавал безбожные школы и распространял безбожную литературу. Но в двадцатом веке людей уже не сжигали за безбожие. Нужно было придумать что-нибудь ещё; отсюда обвинение в разжигании восстания.
Ни один аутентичный источник не содержит каких-либо данных, позволяющих связать Феррера с восстанием. Но, опять же, властям были не нужны доказательства. Было семьдесят два свидетеля, но их показания были представлены на бумаге. Они никогда не встречались с Феррером, и он не знал их.
Было ли психологически возможно, что Феррер участвовал? Я не верю в это по следующим причинам. Франциско Феррер был не только прекрасным учителем, он также был, вне всякого сомнения, блестящим организатором. За восемь лет, с 1901 до 1909, он создал в Испании 109 (сто девять) школ и вдохновил либеральное движение в этой стране создать ещё 308 (триста восемь). Помимо своей школьной работы, Феррер создал современную типографию, организовал группу переводчиков и распространил более 150'000 копий современных научных и социологических работ, не считая огромного количества рационалистической литературы. Конечно, только методичный и эффективный организатор мог бы добиться таких результатов.
С другой стороны, абсолютно доказано, что антивоенное восстание никто специально не организовывал. Оно стало сюрпризом для самих людей, как и многие другие революционные волны. Народ Барселоны, например, держал город в своих руках четыре дня и, по воспоминаниям туристов, там никогда не видели такого порядка и мира. Конечно, народ был не готов к новым временам, он не знал, что делать. Этим они были похожи на жителей Парижа во время Коммуны 1871 года. Они тоже были не готовы. Голодающие, они охраняли склады, забитые провизией. Они ставили часовых у Банка Франции, в котором буржуазия хранила награбленные деньги. Так и рабочие Барселоны охраняли богатства своих хозяев.
Как жалка глупость раба; как она ужасно трагична! Но, с другой стороны, разве его кандалы не вросли в его плоть так глубоко, то он не станет, даже если бы он мог, ломать их? Призраки власти, закона, частной собственности стократно выжжены в его душе – как он может избавиться от них неожиданно, не будучи готовым?
Можно ли представить, что такой человек как Феррер ввяжется в такую спонтанную, неорганизованную попытку? Разве он не знал, что результатом будет поражение, ужасное поражение народа? И разве не более вероятно, что если бы он принимал участие, он, опытный организатор, получше организовал бы эту попытку? Даже если бы не было других доказательств, этих бы хватило, чтобы полностью оправдать Франциско Феррера. Но есть и другие, не менее убедительные.
В день восстания, двадцать пятого июля, Феррер созвал конференцию учителей и членов Лиги Рационального образования. Она касалась планов работы на осень, и, в частности, публикации великой книги Элизе Реклю «Человек и Земля» и «Великой Французской Революции». Очень похоже на то, что Феррер, зная о готовящемся бунте, будучи его частью, спокойно приглашает своих друзей и коллег в Барселону именно в тот день, когда их жизни подвергаются наибольшей опасности? Конечно, только циничный и преступный разум иезуита может оправдать такое очевидное убийство.
Франциско Феррер спланировал работу всей своей жизни; от помощи восстанию он не приобретал ничего, а терял всё. Конечно, вряд ли он усомнился бы в справедливости народного гнева, но его работа, его надежда, сама его личность были уже направлены на другую цель.
Напрасны все попытки католической церкви, её ложь, фальшь, клевета. Она остаётся обвинённой проснувшимся разумом человека за то, что вновь повторила гнусные преступления своего прошлого.
Франциско Феррера обвиняли в том, что он учил детей вещам, от которых кровь стынет в жилах – например, он учил их ненавидеть Бога. Ужас! Франциско Феррер не верил в существование Бога. Зачем ему учить детей ненавидеть то, чего нет? Скорее, он вывел детей на природу, показал им восход солнца, усыпанные звездами небеса, прекрасные моря и горы, от которых захватывает дух; потом он объяснил им в простой, доступной форме законы роста, развития и взаимоотношений живого. Этим он сделал души детей навеки недоступными для ядовитого сорняка католической религии.
Было объявлено, что Феррер готовил детей уничтожать богатых. Страшные истории для старых дев. Разве не больше похоже, что он учил их помогать бедным? Он показал им бесправие, унижение и отвратительность нищеты, которая существует в реальности, а не на словах; потом он показал им возможности и важность творчества, которое помогает поддержать жизнь и укрепить характер. Разве это не самый эффективный способ показать в истинном свете абсолютную бесполезность и болезненность паразитов?
В конце концов, Феррера обвиняли в том, что он подрывает боевой дух армии, распространяя антимилитаристские идеи. В самом деле? Может быть он просто, как и Лев Толстой, считал, что война – это легализованное убийство, что оно распространяет ненависть и злобу, что она выедает сердца людей и превращает их в кровожадных маньяков?
Однако у нас есть собственные слова Феррера о современном образовании:
«Я бы хотел обратить внимание учителей на следующую мысль: вся ценность образования основывается на уважении к физическим, интеллектуальным и моральным желаниям ребёнка. Так же, как в науке никакое доказательство невозможно без фактов, настоящее образование невозможно без этого. Настоящее образование свободно от всякого догматизма, оно позволяет ребёнку самому выбирать направление своего развития. Не ничего проще, чем изменить этот выбор и ничего сложнее, чем уважать его. Образование всегда вмешивается, заставляет, ограничивает. Лучший учитель – тот, кто лучше других может защитить ученика от собственных идей, от собственных заблуждений и ошибок; тот, который обращается к собственной энергии ребёнка.
Мы убеждены, что образование будущего будет иметь полностью спонтанную природу; конечно, пока мы не можем полностью представить себе это, но эволюция методов, направленное на более широкое понимание всех феноменов жизни, и тот факт, что любое стремление к совершенству оказывается преодолением ограничений – всё это показывает, что мы на верном пути, когда уповаем на развитие ребёнка с помощью науки.
Давайте не будем бояться сказать, что нам нужны люди, способные развиваться бесконечно, способные уничтожать и воссоздавать свою среду без ограничений, способные обновлять и самое себя; люди, чья интеллектуальная независимость будет их самой большой силой, которые не привязываются ни к чему, которые всегда готовы воспринять новые идеи, стремящиеся прожить несколько жизней сразу. Общество боится таких людей; мы, поэтому, не должны надеяться, что оно когда-нибудь примет систему образования, которое может взрастить их.
Мы должны следовать работам учёных, которые изучают детей со всей возможной тщательностью, и мы должны с готовностью искать способ применить их опыт в образовании, направленном на всё более полное освобождение личности. Но как мы можем достичь этого? Только создавая школы, которые будут наполнены духом свободы, который, мы чувствуем, в будущем станет основой образования.
Уже проведены испытания, которые к настоящему времени, дали отличные результаты. Мы в силах уничтожить всё, что в современной школе создаёт искусственные, ограничивающие свободу условия, всё, чем дети отделены от природы и жизни, интеллектуальную и моральную дисциплину, навязывающую им готовые идеи, верования, искажающие и уничтожающие природные склонности. Не боясь обмануть себя, мы можем воссоздать для ребёнка среду, с которой он гармонирует, и в которой впечатления жизни заменят скучное книжное школярство. Если мы сделаем только это, мы уже приготовим большую часть всего, что необходимо для развития ребёнка.
В этих условиях мы должны свободно использовать данные науки для наиболее плодотворной работы.
Я отлично понимаю, что мы не можем полностью осуществить наши надежды, что нам часто приходится, из-за недостатка знаний, применять нежелательные методы. Но, даже полностью не достигнув нашей цели, мы можем делать нашу, всё ещё несовершенную, работу лучше, чем любая школа нашего времени. Свободная спонтанность ребёнка, которые не знает ничего, мне нравится больше, чем огромные знания и интеллектуальное уродство ребёнка, прошедшего систему школьного образования».[5]
Если бы Феррер в самом деле организовывал бунт, сражался на баррикадах и бросил сотню бомб, он не мог бы быть таким же опасным для католической церкви и деспотизма, как его борьба против дисциплины и принуждения. Дисциплина и принуждение – разве не они стоят за всем злом мира? Рабство, покорность, нищета, все несчастья, все болезни общества ведут своё начало от дисциплины и принуждения. В самом деле, Феррер был опасен. Поэтому он должен был умереть тринадцатого октября 1909 года во рву перед тюрьмой города Монтжуич. Однако кто скажет, что его смерть была напрасна? Глядя на поднимающуюся волну международной поддержки: в Италии улицы называются именем Франциско Феррера, в Бельгии создано движение за создание мемориала, во Франции её лучшие люди продолжили дело мученика, в Англии впервые издана его биография, во всех странах появились продолжатели великого дела Франциско Феррера; даже Америка, обычно мало восприимчивая к прогрессивным идеям, породила Ассоциацию Франциско Феррера, чьей целью стала публикация всех его работ и создание Современных Школ по всей стране – перед лицом этой международной революционной волны, кто посмеет сказать, что Феррер умер напрасно?
Эта смерть в Монтжуич – какой она была прекрасной, трагической, как она трогает человеческую душу! Гордый и прямой, с внутренним взглядом, повёрнутым в сторону света, Франциско Феррер не нуждался ни во лжи священников, чтобы придать ему храбрости, ни в созданном ей фантоме, чтобы простить его. Сознание его палачей представляло умирающий век, а он был живой истиной, и это поддерживало его в его последние героические минуты.
Умирающий век и живая истина,
Живые хоронят мёртвых.

[1] Улей
[2] Mother Earth, 1907.
[3] Ibid.
[4] Чёрные вороны – католическое духовенство.
[5] Mother Earth, December, 1909.