Дубовик
04.11.2013, 14:40
Махаевцы в Екатеринославе: «Партия борьбы с мелкой собственностью и всякой властью» (1904 г.)
Начало 20-го века в Российской империи – время массового распространения революционно-социалистических идей, прежде всего марксизма, эсеровского неонародничества, анархизма, а также ряда менее известных и влиятельных учений, история которых нередко плохо известна даже специалистам. Тем не менее, эти «маргинальные» идеологии и движения в свое время оказывали определенное влияние на события, взаимодействовали со своими более успешными конкурентами, которые оказывались вынуждены вести с ними идейную полемику, и в целом их изучение необходимо для воссоздания наиболее полной картины социально-политической истории нашей страны.
Одним из подобных малоизвестных революционных движений была т.н. «махаевщина», идеология которой разрабатывалась польско-русским революционером Я.В. Махайским и его учениками с конца 1890-х гг. Враждебное отношение к институтам государства и капитализма сближало махаевщину с анархизмом, но, в отличие от анархистов, главным врагом «рабочего дела» махаевцы считали интеллигенцию, а «выдуманный ею социализм» и борьбу за политические свободы рассматривали как попытку одурачить трудящихся, чтобы с их помощью стать «новым господствующим классом». Ориентируясь на борьбу за «непосредственные конкретные экономические интересы» работников физического труда, лидеры махаевцев почти не уделяли внимания разработке собственного положительного общественного идеала, ограничиваясь призывами к уравнению заработной платы и установлению «всеобщего образовательного равенства»; средствами достижения этих целей считались объединение рабочих, безработных и босяков-люмпенов в тайные союзы («всемирный рабочий заговор»), организация экономических стачек, актов саботажа, антибуржуазного террора. Центральное место в теоретических построениях махаевцев отводилось изучению роли интеллигенции («работников умственного труда») в обществе и анализу последствий ее возможного прихода к государственной власти, т.е. национализации хозяйства и создания строя «государственного социализма». В свете событий, происшедших на территории бывшей Российской империи после 1917 г., именно эта сторона махаевской идеологии привлекает внимание исследователей: за последние десятилетия вышли несколько работ, посвященных махаевщине [1], были переизданы основные произведения самого Махайского и его наиболее известного последователя Е.И. Лозинского [2].
Намного хуже известна практическая сторона деятельности махаевцев: помимо биографий главных идеологов [3], на сегодня доступны лишь сведения о начальном периоде существования махаевских формирований в Петербурге и Одессе, тексты отдельных листовок, распространявшихся махаевцами в Сибири и Петербурге в 1902 и 1906 гг. [4]. Настоящая статья посвящена истории группы махаевцев в Екатеринославе, имевшей место в 1904 г., и основана прежде всего на материалах дела Екатеринославского охранного отделения (ЕОО) «Донесения и переписка с Департаментом полиции о деятельности членов анархистской группы “махаевцев” по Екатеринославской губернии» [5].
В конце мая 1904 г. в Екатеринослав прибыли несколько человек, уже успевших получить известность в революционной среде. 26-летний приказчик Нохим Пейсахович Брумер и молодой рабочий Абрам-Берг Менделевич Раковский годом ранее участвовали в организации знаменитой Белостокской группы анархистов-коммунистов; оба разыскивались полицией по подозрению в причастности к доставке через границу социал-демократической литературы, предназначенной для местной организации Бунда, членами которого они были до своего перехода под анархистские знамена. Еще один бывший социал-демократ, 28-летний профессиональный революционер Копель Моисевич Эрделевский, в начале 1904 г. входил в число лидеров одесской махаевской группы «Союз непримиримых», при ее ликвидации в апреле 1904 г. был арестован, но вскоре бежал из тюрьмы и вместе с женой, Хаей Элевной Эрделевской, оказался в Екатеринославе. По сведениям ЕОО, в начале года все четверо успели побывать за границей (Брумер – в Лондоне, Раковский – в Париже, Эрделевские – в Женеве, где к этому времени проживал и сам Я.В. Махайский), а в Екатеринославе намеревались развернуть активную революционную деятельность среди местных рабочих.
Судя по всему, сборный пункт для Эрделевского и его товарищей был выбран не случайно. Екатеринослав и Одесса были крупнейшими промышленными центрами южно-российских (украинских) губерний, насчитывавшими десятки тысяч рабочих. Пропаганда революционных идей велась здесь уже давно и с успехом членами социал-демократических и эсеровских групп. Мало того, вопреки официально провозглашавшимся программно-тактическим установкам социалистических партий, екатеринославские рабочие нередко прибегали к стихийным бунтам, сопровождавшимся погромами «буржуазного имущества» и разрушением производственного оборудования, что, с точки зрения махаевцев, было несомненным достоинством. Так, в декабре 1903 г., буквально накануне появления в Европейской России первых махаевцев, на Днепровском заводе в окрестностях Екатеринослава была объявлена стачка, вечером того же дня переросшая в массовый неорганизованный бунт. Забросав камнями полицейский отряд, пытавшийся разогнать общезаводской митинг, трехтысячная толпа рабочих разгромила и сожгла главную заводскую контору и квартиры администрации предприятия, разграбила заводские продуктовые и потребительские лавки [6]. С другой стороны, свою роль в выборе Екатеринослава как места деятельности махаевцев наверняка сыграла относительная близость к Одессе, где, несмотря на крупный провал весной 1904 г., на свободе оставалась часть членов «Союза непримиримых». Екатеринославцы, как мы увидим ниже, прямо рассчитывали на техническую помощь со стороны своих одесских единомышленников.
Оказавшись в Екатеринославе, Эрделевские, Брумер и Раковский образовали группу, принявшую название «Партия борьбы с мелкой собственностью и всякой властью» [5, л. 1]. Если отрицание «всякой власти» со стороны сторонников анархизма выглядит вполне естественно, то акцент на борьбе с «мелкой собственностью» вызывает некоторое недоумение: неужели екатеринославские махаевцы не имели никаких претензий к собственности крупной? Ведь это противоречило бы их собственным идейным установкам! Мы видим единственное объяснение этой странности: название «партии» известно только по одному из донесений начальника ЕОО в Департамент полиции и, возможно, зафиксировано в этом донесении с ошибкой. Вполне вероятно, что в действительности «партия» называлась несколько иначе, например, «Партия борьбы с ЧАСТНОЙ собственностью и всякой властью». Заметим также, что во всех других материалах дела «партия» фигурирует как «Екатеринославская группа “Махаевцев”».
С момента образования группа или «партия» приступила к активной деятельности по распространению своих взглядов, проводя собрания («массовки») с сочувствующими рабочими. Традиционно местом таких собраний в Екатеринославе в летнее время была степь за рабочими поселками Амур и Нижнеднепровск, фабрично-заводскими окраинами города, а число их участников варьировалось от нескольких десятков до нескольких сотен человек. «Массовки» проводили представители всех революционных организаций, на них читалась и распространялась революционная литература, выступали ораторы-пропагандисты, если же на «массовку» собирались сторонники разных партий, собрания нередко принимали форму дискуссий между ними. Доступ на такие собрания был открыт едва ли не для любого желающего и, разумеется, Охранное отделение пользовалось этим, внимательно отслеживая процессы, происходящие в революционной среде. Неудивительно поэтому, что власти быстро узнали о появлении новой группы. Уже 7 июля 1904 г. начальник ЕОО сообщал в Петербург о том, что «в город Екатеринослав прибыли четыре неизвестных лица, [которые] называют себя “Махаевцами” (…) Упомянутые неизвестные будто бы уже завязали сношения с заводскими рабочими и сумели вызвать со стороны последних полное сочувствие к себе и предложенной ими новой программе действий. (…) В настоящее время “Махаевцы” уже пользуются среди рабочих большой популярностью, по два раза в неделю под их председательством происходят собрания, где они ведут удачную пропаганду» [5, л. 1].
В том же донесении излагались и взгляды членов «Партии борьбы». Соответствующий отрывок мы считаем нужным привести полностью, поскольку он позволяет уточнить представления махаевцев о тактике «революционного дела».
«“Махаевцы” на собраниях проводят мысль о бесполезности не только в России, но и вообще на всем земном шаре интеллигенции, капитала, какой бы то ни было власти и собственности, призывая рабочих с оружием в руках добиваться уничтожения давящих их оков капитала и власти и лишь такой прием борьбы, по их мнению, может освободить рабочих. Ближайшим путем к достижению свободы “Махаевцы” видят в устройстве на заводах забастовок с предъявлением администрации требований, заведомо не выполнимых, когда же администрация официально объявит, что требования рабочих не будут выполнены, то рабочие должны приступить к уничтожению завода и затем продолжать громить собственников, интеллигенцию и власть, и доставить себе все необходимое для жизни с оружием в руках (…) Действуя изложенным образом, рабочие, по словам “Махаевцев”, терроризируют капиталистов, мелких собственников и интеллигенцию и пользуясь таковым их положением, легко произведут государственный переворот в самом скором будущем. При этом “Махаевцы” призывают рабочих и крестьян не участвовать в местных социал-демократических и революционных организациях, убеждая, что образ действий этих организаций слишком медленно приближает пролетариат к политической свободе» [5, л. 1-2]. Комментируя эту программу, начальник ЕОО добавлял, что «оружие и даже бомбы и другие взрывчатые предметы “Махаевцы” берутся доставить забастовщикам заранее», используя свои связи с европейской эмиграцией и одесским «Союзом непримиримых», а также выражал «сильные опасения на возможность каких-либо неожиданных серьезных преступлений с их стороны».
Тревожные настроения местных властей становятся еще понятнее, если мы будем учитывать обстановку в Российской империи в первой половине 1904 г. В стране, находившейся на пороге революционного взрыва 1905-1907 г., росло число стачек и аграрных беспорядков, учащались случаи террора против представителей высшей правительственной администрации, а ликвидации целых революционных групп, по-видимому, не давали ощутимых результатов, поскольку место арестованных политических преступников занимали новые противники существующего режима. В апреле 1904 г. руководство Департамента полиции разослало на места циркулярную телеграмму, в которой требовало от начальников всех охранных отделений уделить особое внимание изучению состояния «различных противоправительственных партий», поставив «анархистов-коммунистов, “непримиримых” и “махаевцев”» на второе место по степени опасности, сразу за «Партией соц[иалистов]-рев[олюционеров] с боевыми дружинами» [7].Такая телеграмма была получена и в Екатеринославе, – и почти сразу здесь обнаружились те самые махаевцы, да еще и тесно связанные с только что нашумевшими одесскими «непримиримыми»…
Как сообщалось в следующем донесении ЕОО, разработка махаевской группы и ее «преступной и, по-видимому, чрезвычайно опасной деятельности», встретила серьезное препятствие: «“Махаевцы” не принадлежат ни к одной из ныне существующих в Екатеринославе революционных организаций, в виду чего агентуры среди них нет, а сведения получаются лишь от рабочих, пропагандируемых ими» [5, л. 4]. Тем не менее, к концу июля 1904 г. полиции удалось установить личности и место жительства супругов К.М. и Х.Э. Эрделевских и Н.П. Брумера, затем в течение августа – работавших на екатеринославских заводах А.-Б.М. Раковского, крестьянина Проскуровского уезда Михаила Тимофеевича Дзисько и 19-летней черкасской мещанки Бени Янкелевны Шапиро. Несколько человек были известны только под их революционными псевдонимами (заводской рабочий «Абрам», портной «Алтер», а также неизвестные, проживавшие по заграничным паспортам на имя Нухима Ольберта и Натальи Стефанович), еще четверо членов «партии борьбы» были известны лишь по описанию их внешности [5, лл. 5-9]. Как видим, большинство из не менее чем 14 членов махаевской группы остались не установленными полицией, хотя мы можем высказать предположения о личности некоторых из них. Так, псевдоним «Абрам» мог принадлежать известному одесскому анархисту Александру Григорьевичу (Овсею-Мееру Гершевичу) Таратуте (1879-1937). К описываемому времени А.Г. Таратута имел 9-летний революционный стаж, успел побывать членом Елизаветградского и Нижегородских комитетов РСДРП, сотрудничал с крупнейшими деятелями меньшевистской фракции Г.В. Плехановым и А.С Мартыновым, но в середине 1903 г. вышел из РСДРП и к началу 1904 г. входил в организацию одесских «непримиримых». Летом того же года А.Г. Таратута работал на Брянском заводе в Екатеринославе, участвуя в революционной деятельности [8]. Поскольку никаких других анархических формирований в городе в 1904 г. не имелось, Таратута мог быть членом лишь «партии борьбы». По сведениям одесского историка В.А. Савченко, в создании и деятельности группы екатеринославских махаевцев участвовала В.Д. Гурари [9], – если это верно, то в полицейских документах она упоминается под именем «немолодой женщины» Натальи Стефанович. Вера Давыдовна Гурари (по первому мужу Бучульская) (1865 – не ранее 1918) присоединилась к революционному движению еще в середине 1880-х гг., играла видную роль в последних народовольческих кружках, затем руководила петербургской социал-демократической «Группой самоосвобождения рабочего класса», по делу которой была арестована в 1898 г. Отбывая ссылку в Восточной Сибири, Гурари стала последовательницей и женой Я.В. Махайского, а после освобождения в конце 1903 г. принимала участие в создании махаевских организаций в Европейской России. Вполне вероятно, что с екатеринославской группой был связан еще один непосредственный ученик Махайского, Антон Чупрына. Весной 1904 г. он бежал из одесской тюрьмы вместе с К.М. Эрделевским и с этого времени жил на нелегальном положении, поддерживая связи между одесскими «непримиримыми» и их иногородними единомышленниками. Екатеринославские махаевцы наверняка контактировали также с анархистами из Белостока, к которым ранее принадлежали Н.П. Брумер и А.-Б.М. Раковский.
В середине июля 1904 г. Боевая организация ПСР совершила убийство министра внутренних дел В.К. Плеве. Это покушение заставило правительство активизировать борьбу с подозревавшимися в терроризме революционными группами. Попытка ликвидации была предпринята и в отношении екатеринославской «партии борьбы», но, очевидно, для ее полного разгрома у ЕОО не хватало информации. В ночь на 7 августа 1904 г. полиция арестовала Эрделевского и Брумера, хотя обыск в их квартирах оказался безрезультатным, никаких улик обнаружить не удалось [5, л. 11]. Разыскивавшемуся Раковскому удалось скрыться из Екатеринослава, но уже 25 августа он был задержан в доме своего отца в Белостоке [5, л. 16]. Другие махаевцы, место жительства и даже имена которых все еще оставались неизвестны ЕОО, оставались на свободе. Впрочем, арест основателей группы все же принес свои результаты: 24 августа 1904 г. начальник ЕОО с удовлетворением информировал директора Департамента полиции о том, что «с арестом (…) Нахима Брумера и Копеля Эрделевского, бывших руководителями группы “Махаевцев” в Екатеринославе, деятельность названной группы как бы приостановилась». Уцелевшие махаевцы во главе с Х. Эрделевской и Н. Стефанович прекратили проведение собраний и «массовок» в ожидании помощи людьми, деньгами и литературой от все тех же одесских «непримиримых» [5, л. 8], однако одесская организация, лишь недавно восстановившаяся после весенних арестов, сама испытывала серьезные технические трудности и ничем не могла помочь. В начале сентября 1904 г. большинство членов «партии борьбы» были вынуждены покинуть Екатеринослав, после чего группа окончательно прекратила существование.
Трое арестованных по махаевскому делу с августа 1904 г. содержались в Петропавловской крепости в Петербурге. Первоначально предполагалось, что их будут судить вместе с членами «Союза непримиримых», но от этих планов пришлось отказаться: как был вынужден признать начальник ЕОО, «никаких фактических данных, могущих быть проверенными путем формального дознания, о преступной деятельности Брумера, Раковского и Эрделевского, в моем распоряжении не имеется» [5, л. 19]. В конце 1904 г. за неимением улик Раковский и Эрделевский были освобождены (Брумер умер в тюрьме).
Сведений о дальнейшей жизни большинства членов «партии борьбы» нами пока не обнаружено. Исключением является судьба Эрделевского, Таратуты и Гурари. К.М. Эрделевский после освобождения вернулся в родной Елизаветград, где вскоре организовал группу анархистов-коммунистов, затем руководил боевой деятельностью одесских анархистов-террористов, а с 1906 г. редактировал женевский анархический журнал «Бунтарь». Он еще дважды подвергался арестам, но совершал дерзкие побеги. В конце концов удача отвернулась от него: 8 декабря 1908 г. Эрделевский был выслежен полицией в Виннице и после 13-часовой перестрелки покончил с собой последним патроном. Александр Таратута был арестован в январе 1905 г. и сослан в Сибирь, откуда бежал в конце 1906 г. Вместе с женой, не менее известной Ольгой Таратутой, он возглавлял анархические организации в Одессе, Киеве и Москве, пока не был вновь арестован весной 1907 г. После трех лет каторги он вновь бежал из ссылки и скрылся за границу. В 1917-1922 гг. Таратута принимал участие в деятельности анархо-синдикалистов Петрограда и Москвы, постепенно склоняясь к сотрудничеству с советской властью. К моменту ареста в 1934 г. он работал в хозяйственных организациях и пользовался известностью как создатель теории «агроиндустриальных комбинатов». Расстрелян в 1937 г. В.Д. Гурари после недолго пребывания в Швейцарии организовала махаевскую группу «Рабочего заговора» в Петербурге и руководила ею во время Революции 1905-1907 гг., затем вернулась за границу, жила с мужем Я.В. Махайским в разных странах Европы.
Завершая статью, отметим некоторые особенности, присущие екатеринославской «партии борьбы».
Исследователям истории российского анархизма хорошо известно, что основателями многих анархических организаций 1900-х гг. были бывшие сторонники махаевщины, перешедшие от идей своего учителя Я.В. Махайского к «чистому» анархо-коммунизму. Достаточно назвать такие громкие в свое время имена, как Р.З. Марголин, М. Мец, В. Стрига, А.В. Шетлих, наконец, не раз упоминавшейся К.М. Эрделевский. Обратный переход – от анархистов к махаевцам – явление крайне редкое, фактически, исчерпывающееся примером Н.П. Брумера и А.-Б.М. Раковского. Это обстоятельство отмечено еще в материалах ЕОО 1904 года, где дана и попытка объяснения такой странности: «прибывшие [в Екатеринослав Брумер, Раковский и Эрделевские], по словам агентуры, анархисты, но боясь этим словом испугать рабочую массу, в которой они исключительно намерены действовать, называют себя “махаевцами”» [5, л. 1]. Если это объяснение и верное, то оно порождает новую странность: нам неизвестны другие примеры, когда сторонники анархических идей «стеснялись» или «боялись» открыто называть себя анархистами. Другая особенность связана с социальным составом и объектом деятельности екатеринославских махаевцев: как видим, в соответствии с полицейскими источниками, они «намеревались» вести пропаганду «исключительно» среди рабочих и реально вели ее преимущественно среди населения рабочих поселков, занятого на крупных промышленных предприятиях. В отечественной историографии принято считать, что основную массу формирований махаевцев составляли люмпены, безработные и мелкие ремесленники [10]; если это представление соответствует действительности, то екатеринославская «партия борьбы», вербовавшая сторонников в среде заводского пролетариата, заметно отличается от других махаевских групп. Наконец, несмотря на массовые переходы бывших махаевцев к анархистам в Одессе, Петербурге, Москве, Варшаве и т.д., имевшие место в 1903-1906 гг., во всех названных городах деятельность остатков собственно махаевских организаций прослеживается и после таких переходов, вплоть до поражения Революции 1905-1907 гг. В Екатеринославе же махаевщина оказалась лишь мимолетным эпизодом, не оставившем после себя никаких следов. Начиная с 1905 г. единственным антигосударственным течением в «столице южно-русского анархизма», как нередко называли Екатеринослав современники, оказались анархисты-коммунисты…
Примечания.
1. Кривенький В.В. Махаевщина // Политические партии России. Конец XIX – начало XX века. Энциклопедия. М. РОССПЕН. 1996. С. 349; Каминьски А. Я.В. Махайский как критик П.А. Кропоткина и анархизма. // Пётр Алексеевич Кропоткин и проблемы моделирования историко-культурного развития цивилизации: материалы международной научной конференции. СПб. 2005. С. 58-66; Рублев Д.И. Проблема «интеллигенция и революция» в российской анархистской публицистике конца Х1Х – начала ХХ века. Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата исторических наук. М. 2007; Скирда А. Социализм интеллектуалов Париж. Изд-во «Громада». 2008; Shatz. M. Jan Waclaw Machajskij: A Radical Critic of Russian Intelligentsia and Socialism. Pittsburgh. 1989; Kamiński A. Socjalizm jako wymysl inteligencji. O życiu I poglądach Jana Waclawa Machajskiego // Prace naukowe Akademii ekonomicznej im. Oskara Langego we Wroclawu. Nauki humanistyczne 8. № 1008. 2003. С. 48-72.
2. Махайский Я.-В. Умственный рабочий. NY, Baltimor. 1968; Лозинский Е.У. Что же такое, наконец, интеллигенция? Критико-социологический опыт. М. Изд-во «Едиториал УРСС». 2003.
3. Кривенький В.В. Махайский Ян Вацлав. // Политические партии России. Конец XIX – начало XX века. Энциклопедия. М. РОССПЕН. 1996. С. 349-350; Кривенький В.В. Лозинский Евгений Иустинович. // Там же. С. 320.
4. Группа «Безначалие» в 1905-1908 гг. Очерки из героической эпохи русского анархизма. Минск. Издание анархистов-индивидуалистов № 4. 1919; Савченко В. Махаевский «Союз непримиримых» и создание первой анархистской группы в Одессе (1903-1904 гг.) // Юго-запад. Одессика. Историко-краеведческий альманах. Вып. 15. Одесса. 2013. С. 43-65; Анархисты. Документы и материалы. 1917-1935. – М. РОССПЭН. 1999. Т. 1. С. 41-45, 146-149.
5. Государственный архив Днепропетровской области (ГАДО), ф. 32-1597, оп. 1, д. 62.
6. Революция 1905-1907 гг. на Украине. Сборник документов и материалов. Киев. 1955. Т. 1. С. 437-439.
7. ГАДО, ф. 32-1597, оп. 1, д. 42, л. 49.
8. Кривенький В.В. Таратута Александр Григорьевич. // Политические партии России. Конец XIX – начало XX века. Энциклопедия. М. РОССПЕН. 1996. С. 603-604.
9. Савченко В. Махаевский «Союз непримиримых» и создание первой анархистской группы в Одессе (1903-1904 гг.) // Юго-запад. Одессика. Историко-краеведческий альманах. Вып. 15. Одесса. 2013. С. 52.
10. См., напр.: Кривенький В.В. Махаевщина. // Политические партии России. Конец XIX – начало XX века. Энциклопедия. М. РОССПЕН. 1996. С. 349.
Дубовик А.В. (Днепропетровск)
=========================================
Опубликовано: Юго-запад. Одессика. Историко-краеведческий альманах. Вып. 16. Одесса. 2013.
Начало 20-го века в Российской империи – время массового распространения революционно-социалистических идей, прежде всего марксизма, эсеровского неонародничества, анархизма, а также ряда менее известных и влиятельных учений, история которых нередко плохо известна даже специалистам. Тем не менее, эти «маргинальные» идеологии и движения в свое время оказывали определенное влияние на события, взаимодействовали со своими более успешными конкурентами, которые оказывались вынуждены вести с ними идейную полемику, и в целом их изучение необходимо для воссоздания наиболее полной картины социально-политической истории нашей страны.
Одним из подобных малоизвестных революционных движений была т.н. «махаевщина», идеология которой разрабатывалась польско-русским революционером Я.В. Махайским и его учениками с конца 1890-х гг. Враждебное отношение к институтам государства и капитализма сближало махаевщину с анархизмом, но, в отличие от анархистов, главным врагом «рабочего дела» махаевцы считали интеллигенцию, а «выдуманный ею социализм» и борьбу за политические свободы рассматривали как попытку одурачить трудящихся, чтобы с их помощью стать «новым господствующим классом». Ориентируясь на борьбу за «непосредственные конкретные экономические интересы» работников физического труда, лидеры махаевцев почти не уделяли внимания разработке собственного положительного общественного идеала, ограничиваясь призывами к уравнению заработной платы и установлению «всеобщего образовательного равенства»; средствами достижения этих целей считались объединение рабочих, безработных и босяков-люмпенов в тайные союзы («всемирный рабочий заговор»), организация экономических стачек, актов саботажа, антибуржуазного террора. Центральное место в теоретических построениях махаевцев отводилось изучению роли интеллигенции («работников умственного труда») в обществе и анализу последствий ее возможного прихода к государственной власти, т.е. национализации хозяйства и создания строя «государственного социализма». В свете событий, происшедших на территории бывшей Российской империи после 1917 г., именно эта сторона махаевской идеологии привлекает внимание исследователей: за последние десятилетия вышли несколько работ, посвященных махаевщине [1], были переизданы основные произведения самого Махайского и его наиболее известного последователя Е.И. Лозинского [2].
Намного хуже известна практическая сторона деятельности махаевцев: помимо биографий главных идеологов [3], на сегодня доступны лишь сведения о начальном периоде существования махаевских формирований в Петербурге и Одессе, тексты отдельных листовок, распространявшихся махаевцами в Сибири и Петербурге в 1902 и 1906 гг. [4]. Настоящая статья посвящена истории группы махаевцев в Екатеринославе, имевшей место в 1904 г., и основана прежде всего на материалах дела Екатеринославского охранного отделения (ЕОО) «Донесения и переписка с Департаментом полиции о деятельности членов анархистской группы “махаевцев” по Екатеринославской губернии» [5].
В конце мая 1904 г. в Екатеринослав прибыли несколько человек, уже успевших получить известность в революционной среде. 26-летний приказчик Нохим Пейсахович Брумер и молодой рабочий Абрам-Берг Менделевич Раковский годом ранее участвовали в организации знаменитой Белостокской группы анархистов-коммунистов; оба разыскивались полицией по подозрению в причастности к доставке через границу социал-демократической литературы, предназначенной для местной организации Бунда, членами которого они были до своего перехода под анархистские знамена. Еще один бывший социал-демократ, 28-летний профессиональный революционер Копель Моисевич Эрделевский, в начале 1904 г. входил в число лидеров одесской махаевской группы «Союз непримиримых», при ее ликвидации в апреле 1904 г. был арестован, но вскоре бежал из тюрьмы и вместе с женой, Хаей Элевной Эрделевской, оказался в Екатеринославе. По сведениям ЕОО, в начале года все четверо успели побывать за границей (Брумер – в Лондоне, Раковский – в Париже, Эрделевские – в Женеве, где к этому времени проживал и сам Я.В. Махайский), а в Екатеринославе намеревались развернуть активную революционную деятельность среди местных рабочих.
Судя по всему, сборный пункт для Эрделевского и его товарищей был выбран не случайно. Екатеринослав и Одесса были крупнейшими промышленными центрами южно-российских (украинских) губерний, насчитывавшими десятки тысяч рабочих. Пропаганда революционных идей велась здесь уже давно и с успехом членами социал-демократических и эсеровских групп. Мало того, вопреки официально провозглашавшимся программно-тактическим установкам социалистических партий, екатеринославские рабочие нередко прибегали к стихийным бунтам, сопровождавшимся погромами «буржуазного имущества» и разрушением производственного оборудования, что, с точки зрения махаевцев, было несомненным достоинством. Так, в декабре 1903 г., буквально накануне появления в Европейской России первых махаевцев, на Днепровском заводе в окрестностях Екатеринослава была объявлена стачка, вечером того же дня переросшая в массовый неорганизованный бунт. Забросав камнями полицейский отряд, пытавшийся разогнать общезаводской митинг, трехтысячная толпа рабочих разгромила и сожгла главную заводскую контору и квартиры администрации предприятия, разграбила заводские продуктовые и потребительские лавки [6]. С другой стороны, свою роль в выборе Екатеринослава как места деятельности махаевцев наверняка сыграла относительная близость к Одессе, где, несмотря на крупный провал весной 1904 г., на свободе оставалась часть членов «Союза непримиримых». Екатеринославцы, как мы увидим ниже, прямо рассчитывали на техническую помощь со стороны своих одесских единомышленников.
Оказавшись в Екатеринославе, Эрделевские, Брумер и Раковский образовали группу, принявшую название «Партия борьбы с мелкой собственностью и всякой властью» [5, л. 1]. Если отрицание «всякой власти» со стороны сторонников анархизма выглядит вполне естественно, то акцент на борьбе с «мелкой собственностью» вызывает некоторое недоумение: неужели екатеринославские махаевцы не имели никаких претензий к собственности крупной? Ведь это противоречило бы их собственным идейным установкам! Мы видим единственное объяснение этой странности: название «партии» известно только по одному из донесений начальника ЕОО в Департамент полиции и, возможно, зафиксировано в этом донесении с ошибкой. Вполне вероятно, что в действительности «партия» называлась несколько иначе, например, «Партия борьбы с ЧАСТНОЙ собственностью и всякой властью». Заметим также, что во всех других материалах дела «партия» фигурирует как «Екатеринославская группа “Махаевцев”».
С момента образования группа или «партия» приступила к активной деятельности по распространению своих взглядов, проводя собрания («массовки») с сочувствующими рабочими. Традиционно местом таких собраний в Екатеринославе в летнее время была степь за рабочими поселками Амур и Нижнеднепровск, фабрично-заводскими окраинами города, а число их участников варьировалось от нескольких десятков до нескольких сотен человек. «Массовки» проводили представители всех революционных организаций, на них читалась и распространялась революционная литература, выступали ораторы-пропагандисты, если же на «массовку» собирались сторонники разных партий, собрания нередко принимали форму дискуссий между ними. Доступ на такие собрания был открыт едва ли не для любого желающего и, разумеется, Охранное отделение пользовалось этим, внимательно отслеживая процессы, происходящие в революционной среде. Неудивительно поэтому, что власти быстро узнали о появлении новой группы. Уже 7 июля 1904 г. начальник ЕОО сообщал в Петербург о том, что «в город Екатеринослав прибыли четыре неизвестных лица, [которые] называют себя “Махаевцами” (…) Упомянутые неизвестные будто бы уже завязали сношения с заводскими рабочими и сумели вызвать со стороны последних полное сочувствие к себе и предложенной ими новой программе действий. (…) В настоящее время “Махаевцы” уже пользуются среди рабочих большой популярностью, по два раза в неделю под их председательством происходят собрания, где они ведут удачную пропаганду» [5, л. 1].
В том же донесении излагались и взгляды членов «Партии борьбы». Соответствующий отрывок мы считаем нужным привести полностью, поскольку он позволяет уточнить представления махаевцев о тактике «революционного дела».
«“Махаевцы” на собраниях проводят мысль о бесполезности не только в России, но и вообще на всем земном шаре интеллигенции, капитала, какой бы то ни было власти и собственности, призывая рабочих с оружием в руках добиваться уничтожения давящих их оков капитала и власти и лишь такой прием борьбы, по их мнению, может освободить рабочих. Ближайшим путем к достижению свободы “Махаевцы” видят в устройстве на заводах забастовок с предъявлением администрации требований, заведомо не выполнимых, когда же администрация официально объявит, что требования рабочих не будут выполнены, то рабочие должны приступить к уничтожению завода и затем продолжать громить собственников, интеллигенцию и власть, и доставить себе все необходимое для жизни с оружием в руках (…) Действуя изложенным образом, рабочие, по словам “Махаевцев”, терроризируют капиталистов, мелких собственников и интеллигенцию и пользуясь таковым их положением, легко произведут государственный переворот в самом скором будущем. При этом “Махаевцы” призывают рабочих и крестьян не участвовать в местных социал-демократических и революционных организациях, убеждая, что образ действий этих организаций слишком медленно приближает пролетариат к политической свободе» [5, л. 1-2]. Комментируя эту программу, начальник ЕОО добавлял, что «оружие и даже бомбы и другие взрывчатые предметы “Махаевцы” берутся доставить забастовщикам заранее», используя свои связи с европейской эмиграцией и одесским «Союзом непримиримых», а также выражал «сильные опасения на возможность каких-либо неожиданных серьезных преступлений с их стороны».
Тревожные настроения местных властей становятся еще понятнее, если мы будем учитывать обстановку в Российской империи в первой половине 1904 г. В стране, находившейся на пороге революционного взрыва 1905-1907 г., росло число стачек и аграрных беспорядков, учащались случаи террора против представителей высшей правительственной администрации, а ликвидации целых революционных групп, по-видимому, не давали ощутимых результатов, поскольку место арестованных политических преступников занимали новые противники существующего режима. В апреле 1904 г. руководство Департамента полиции разослало на места циркулярную телеграмму, в которой требовало от начальников всех охранных отделений уделить особое внимание изучению состояния «различных противоправительственных партий», поставив «анархистов-коммунистов, “непримиримых” и “махаевцев”» на второе место по степени опасности, сразу за «Партией соц[иалистов]-рев[олюционеров] с боевыми дружинами» [7].Такая телеграмма была получена и в Екатеринославе, – и почти сразу здесь обнаружились те самые махаевцы, да еще и тесно связанные с только что нашумевшими одесскими «непримиримыми»…
Как сообщалось в следующем донесении ЕОО, разработка махаевской группы и ее «преступной и, по-видимому, чрезвычайно опасной деятельности», встретила серьезное препятствие: «“Махаевцы” не принадлежат ни к одной из ныне существующих в Екатеринославе революционных организаций, в виду чего агентуры среди них нет, а сведения получаются лишь от рабочих, пропагандируемых ими» [5, л. 4]. Тем не менее, к концу июля 1904 г. полиции удалось установить личности и место жительства супругов К.М. и Х.Э. Эрделевских и Н.П. Брумера, затем в течение августа – работавших на екатеринославских заводах А.-Б.М. Раковского, крестьянина Проскуровского уезда Михаила Тимофеевича Дзисько и 19-летней черкасской мещанки Бени Янкелевны Шапиро. Несколько человек были известны только под их революционными псевдонимами (заводской рабочий «Абрам», портной «Алтер», а также неизвестные, проживавшие по заграничным паспортам на имя Нухима Ольберта и Натальи Стефанович), еще четверо членов «партии борьбы» были известны лишь по описанию их внешности [5, лл. 5-9]. Как видим, большинство из не менее чем 14 членов махаевской группы остались не установленными полицией, хотя мы можем высказать предположения о личности некоторых из них. Так, псевдоним «Абрам» мог принадлежать известному одесскому анархисту Александру Григорьевичу (Овсею-Мееру Гершевичу) Таратуте (1879-1937). К описываемому времени А.Г. Таратута имел 9-летний революционный стаж, успел побывать членом Елизаветградского и Нижегородских комитетов РСДРП, сотрудничал с крупнейшими деятелями меньшевистской фракции Г.В. Плехановым и А.С Мартыновым, но в середине 1903 г. вышел из РСДРП и к началу 1904 г. входил в организацию одесских «непримиримых». Летом того же года А.Г. Таратута работал на Брянском заводе в Екатеринославе, участвуя в революционной деятельности [8]. Поскольку никаких других анархических формирований в городе в 1904 г. не имелось, Таратута мог быть членом лишь «партии борьбы». По сведениям одесского историка В.А. Савченко, в создании и деятельности группы екатеринославских махаевцев участвовала В.Д. Гурари [9], – если это верно, то в полицейских документах она упоминается под именем «немолодой женщины» Натальи Стефанович. Вера Давыдовна Гурари (по первому мужу Бучульская) (1865 – не ранее 1918) присоединилась к революционному движению еще в середине 1880-х гг., играла видную роль в последних народовольческих кружках, затем руководила петербургской социал-демократической «Группой самоосвобождения рабочего класса», по делу которой была арестована в 1898 г. Отбывая ссылку в Восточной Сибири, Гурари стала последовательницей и женой Я.В. Махайского, а после освобождения в конце 1903 г. принимала участие в создании махаевских организаций в Европейской России. Вполне вероятно, что с екатеринославской группой был связан еще один непосредственный ученик Махайского, Антон Чупрына. Весной 1904 г. он бежал из одесской тюрьмы вместе с К.М. Эрделевским и с этого времени жил на нелегальном положении, поддерживая связи между одесскими «непримиримыми» и их иногородними единомышленниками. Екатеринославские махаевцы наверняка контактировали также с анархистами из Белостока, к которым ранее принадлежали Н.П. Брумер и А.-Б.М. Раковский.
В середине июля 1904 г. Боевая организация ПСР совершила убийство министра внутренних дел В.К. Плеве. Это покушение заставило правительство активизировать борьбу с подозревавшимися в терроризме революционными группами. Попытка ликвидации была предпринята и в отношении екатеринославской «партии борьбы», но, очевидно, для ее полного разгрома у ЕОО не хватало информации. В ночь на 7 августа 1904 г. полиция арестовала Эрделевского и Брумера, хотя обыск в их квартирах оказался безрезультатным, никаких улик обнаружить не удалось [5, л. 11]. Разыскивавшемуся Раковскому удалось скрыться из Екатеринослава, но уже 25 августа он был задержан в доме своего отца в Белостоке [5, л. 16]. Другие махаевцы, место жительства и даже имена которых все еще оставались неизвестны ЕОО, оставались на свободе. Впрочем, арест основателей группы все же принес свои результаты: 24 августа 1904 г. начальник ЕОО с удовлетворением информировал директора Департамента полиции о том, что «с арестом (…) Нахима Брумера и Копеля Эрделевского, бывших руководителями группы “Махаевцев” в Екатеринославе, деятельность названной группы как бы приостановилась». Уцелевшие махаевцы во главе с Х. Эрделевской и Н. Стефанович прекратили проведение собраний и «массовок» в ожидании помощи людьми, деньгами и литературой от все тех же одесских «непримиримых» [5, л. 8], однако одесская организация, лишь недавно восстановившаяся после весенних арестов, сама испытывала серьезные технические трудности и ничем не могла помочь. В начале сентября 1904 г. большинство членов «партии борьбы» были вынуждены покинуть Екатеринослав, после чего группа окончательно прекратила существование.
Трое арестованных по махаевскому делу с августа 1904 г. содержались в Петропавловской крепости в Петербурге. Первоначально предполагалось, что их будут судить вместе с членами «Союза непримиримых», но от этих планов пришлось отказаться: как был вынужден признать начальник ЕОО, «никаких фактических данных, могущих быть проверенными путем формального дознания, о преступной деятельности Брумера, Раковского и Эрделевского, в моем распоряжении не имеется» [5, л. 19]. В конце 1904 г. за неимением улик Раковский и Эрделевский были освобождены (Брумер умер в тюрьме).
Сведений о дальнейшей жизни большинства членов «партии борьбы» нами пока не обнаружено. Исключением является судьба Эрделевского, Таратуты и Гурари. К.М. Эрделевский после освобождения вернулся в родной Елизаветград, где вскоре организовал группу анархистов-коммунистов, затем руководил боевой деятельностью одесских анархистов-террористов, а с 1906 г. редактировал женевский анархический журнал «Бунтарь». Он еще дважды подвергался арестам, но совершал дерзкие побеги. В конце концов удача отвернулась от него: 8 декабря 1908 г. Эрделевский был выслежен полицией в Виннице и после 13-часовой перестрелки покончил с собой последним патроном. Александр Таратута был арестован в январе 1905 г. и сослан в Сибирь, откуда бежал в конце 1906 г. Вместе с женой, не менее известной Ольгой Таратутой, он возглавлял анархические организации в Одессе, Киеве и Москве, пока не был вновь арестован весной 1907 г. После трех лет каторги он вновь бежал из ссылки и скрылся за границу. В 1917-1922 гг. Таратута принимал участие в деятельности анархо-синдикалистов Петрограда и Москвы, постепенно склоняясь к сотрудничеству с советской властью. К моменту ареста в 1934 г. он работал в хозяйственных организациях и пользовался известностью как создатель теории «агроиндустриальных комбинатов». Расстрелян в 1937 г. В.Д. Гурари после недолго пребывания в Швейцарии организовала махаевскую группу «Рабочего заговора» в Петербурге и руководила ею во время Революции 1905-1907 гг., затем вернулась за границу, жила с мужем Я.В. Махайским в разных странах Европы.
Завершая статью, отметим некоторые особенности, присущие екатеринославской «партии борьбы».
Исследователям истории российского анархизма хорошо известно, что основателями многих анархических организаций 1900-х гг. были бывшие сторонники махаевщины, перешедшие от идей своего учителя Я.В. Махайского к «чистому» анархо-коммунизму. Достаточно назвать такие громкие в свое время имена, как Р.З. Марголин, М. Мец, В. Стрига, А.В. Шетлих, наконец, не раз упоминавшейся К.М. Эрделевский. Обратный переход – от анархистов к махаевцам – явление крайне редкое, фактически, исчерпывающееся примером Н.П. Брумера и А.-Б.М. Раковского. Это обстоятельство отмечено еще в материалах ЕОО 1904 года, где дана и попытка объяснения такой странности: «прибывшие [в Екатеринослав Брумер, Раковский и Эрделевские], по словам агентуры, анархисты, но боясь этим словом испугать рабочую массу, в которой они исключительно намерены действовать, называют себя “махаевцами”» [5, л. 1]. Если это объяснение и верное, то оно порождает новую странность: нам неизвестны другие примеры, когда сторонники анархических идей «стеснялись» или «боялись» открыто называть себя анархистами. Другая особенность связана с социальным составом и объектом деятельности екатеринославских махаевцев: как видим, в соответствии с полицейскими источниками, они «намеревались» вести пропаганду «исключительно» среди рабочих и реально вели ее преимущественно среди населения рабочих поселков, занятого на крупных промышленных предприятиях. В отечественной историографии принято считать, что основную массу формирований махаевцев составляли люмпены, безработные и мелкие ремесленники [10]; если это представление соответствует действительности, то екатеринославская «партия борьбы», вербовавшая сторонников в среде заводского пролетариата, заметно отличается от других махаевских групп. Наконец, несмотря на массовые переходы бывших махаевцев к анархистам в Одессе, Петербурге, Москве, Варшаве и т.д., имевшие место в 1903-1906 гг., во всех названных городах деятельность остатков собственно махаевских организаций прослеживается и после таких переходов, вплоть до поражения Революции 1905-1907 гг. В Екатеринославе же махаевщина оказалась лишь мимолетным эпизодом, не оставившем после себя никаких следов. Начиная с 1905 г. единственным антигосударственным течением в «столице южно-русского анархизма», как нередко называли Екатеринослав современники, оказались анархисты-коммунисты…
Примечания.
1. Кривенький В.В. Махаевщина // Политические партии России. Конец XIX – начало XX века. Энциклопедия. М. РОССПЕН. 1996. С. 349; Каминьски А. Я.В. Махайский как критик П.А. Кропоткина и анархизма. // Пётр Алексеевич Кропоткин и проблемы моделирования историко-культурного развития цивилизации: материалы международной научной конференции. СПб. 2005. С. 58-66; Рублев Д.И. Проблема «интеллигенция и революция» в российской анархистской публицистике конца Х1Х – начала ХХ века. Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата исторических наук. М. 2007; Скирда А. Социализм интеллектуалов Париж. Изд-во «Громада». 2008; Shatz. M. Jan Waclaw Machajskij: A Radical Critic of Russian Intelligentsia and Socialism. Pittsburgh. 1989; Kamiński A. Socjalizm jako wymysl inteligencji. O życiu I poglądach Jana Waclawa Machajskiego // Prace naukowe Akademii ekonomicznej im. Oskara Langego we Wroclawu. Nauki humanistyczne 8. № 1008. 2003. С. 48-72.
2. Махайский Я.-В. Умственный рабочий. NY, Baltimor. 1968; Лозинский Е.У. Что же такое, наконец, интеллигенция? Критико-социологический опыт. М. Изд-во «Едиториал УРСС». 2003.
3. Кривенький В.В. Махайский Ян Вацлав. // Политические партии России. Конец XIX – начало XX века. Энциклопедия. М. РОССПЕН. 1996. С. 349-350; Кривенький В.В. Лозинский Евгений Иустинович. // Там же. С. 320.
4. Группа «Безначалие» в 1905-1908 гг. Очерки из героической эпохи русского анархизма. Минск. Издание анархистов-индивидуалистов № 4. 1919; Савченко В. Махаевский «Союз непримиримых» и создание первой анархистской группы в Одессе (1903-1904 гг.) // Юго-запад. Одессика. Историко-краеведческий альманах. Вып. 15. Одесса. 2013. С. 43-65; Анархисты. Документы и материалы. 1917-1935. – М. РОССПЭН. 1999. Т. 1. С. 41-45, 146-149.
5. Государственный архив Днепропетровской области (ГАДО), ф. 32-1597, оп. 1, д. 62.
6. Революция 1905-1907 гг. на Украине. Сборник документов и материалов. Киев. 1955. Т. 1. С. 437-439.
7. ГАДО, ф. 32-1597, оп. 1, д. 42, л. 49.
8. Кривенький В.В. Таратута Александр Григорьевич. // Политические партии России. Конец XIX – начало XX века. Энциклопедия. М. РОССПЕН. 1996. С. 603-604.
9. Савченко В. Махаевский «Союз непримиримых» и создание первой анархистской группы в Одессе (1903-1904 гг.) // Юго-запад. Одессика. Историко-краеведческий альманах. Вып. 15. Одесса. 2013. С. 52.
10. См., напр.: Кривенький В.В. Махаевщина. // Политические партии России. Конец XIX – начало XX века. Энциклопедия. М. РОССПЕН. 1996. С. 349.
Дубовик А.В. (Днепропетровск)
=========================================
Опубликовано: Юго-запад. Одессика. Историко-краеведческий альманах. Вып. 16. Одесса. 2013.